Я Вам пишу... Том второй.
65484
163
SkwоT
Ваше право.

А мне сегодня - это:

Александр Галич

ПЕСЕНКА-МОЛИТВА


Когда - под крылом - добежит земля
К взлетному рубежу,
Зажмурь глаза и представь, что я
Рядом с тобой сижу.

Пилот на табло зажег огоньки,
Искусственную зарю,
А я касаюсь твоей руки
И шепотом говорю:

- Помолимся вместе, чтоб этот путь
Стал Божьей твоей судьбой.
Помолимся тихо, чтоб где-нибудь
Нам свидеться вновь с тобой!

Я твердо верю, что будет так, -
Всей силой моей любви!
Твой каждый вздох и твой каждый шаг,
Господи, благослови!

И слухам о смерти моей не верь -
Ее не допустит Бог!
Еще, ты, я знаю, откроешь дверь
Однажды - на мой звонок!

Еще очистительная гроза
Подарит нам правды свет!
Да будет так!
И открой глаза:
Моя - на ладони твоей - слеза,
Но нет меня рядом, нет!
нонэйм
Сегодня у меня лирическое настроение

Погадай, возьми меня за руку,
а взяла-не надо гадать...
Все равно-престол или каторга-
ты одна моя благодать!
Бог-с тобой, ты-созданье бога.
И, пускай он давно не со мной,
нарисована мне дорога
по ладони твоей золотой.
Ты одна на роду написана.
Но читать подождем.
А отклонится линия жизни-
я ее подправлю ножем.

А. Вознесенский
нонэйм
ножОм!

..чёрт возьми.

чего-то вы подзадолбали здесь вторые сутки с хоругвями своими. тоньше нужно быть, прислушивайтесь тщательней..

дискуссия закончена.
нонэйм
длинные песни поете все вместе.. я неасилил и в горестной жести
Buck
Было супно. Кругтелся, винтясь по земле,
Склипких козей царапистый рой.
Тихо мисиков стайка грустела во мгле,
Зелепавки хрющали порой.

— «Милый сын, Верлиоки беги, как огня,
Бойся хватких когтей и зубов!
Бойся птицы Юб-Юб, и послушай меня:
Неукротно свиреп Драколов».

Вынул меч он бурлатный тогда из ножон,
Но дождаться врага все не мог:
И в глубейшуто думу свою погружен,
Под ветвями Тум-Тума прилег.

И пока предавался он думам своим,
Верлиока вдруг из лесу — шасть!
Из смотрил его — жар, их дышил его — дым,
И, пыхтя, раздыряется пасть.

Раз и два! Раз и два!... Окровилась трава...
Он пронзил Верлиоку мечом.
Тот лежит не живой... А с его головой
Скоропясь, полетел он скачом!

— «Сын, ты зло погубил, Верлиоку убил!
Обними меня — подвиг свершен.
Мой Блестянчик, хвала!... Урла-лап! Курла-ла!...»
Заурлакал от радости он.

Было супно... Кругтелся, винтясь по земле,
Склипких козей царапистый рой.
Тихо мисиков стайка грустела во мгле,
Зеленавки хрющали порой. (с)
нонэйм
на пп

А тут всякие шедевры постят, ага..Щас я...

"Снял он обувь -стал пониже,
снял пальто - и стал худее,
без костюма-лоск пожиже,
без очков- на вид глупее.

Шапку скинул-плешь наружу,
без перчаток- руки-крюки,
без жилета-грудь поуже,
зубы вынул-хуже звуки.

Без портфеля - вид попроще,
без мобильника-как нищий,
скинул майку- вовсе тощий,
сбрил усы- такой носище!

Посмотрела-засмеялась,
как важна вещей опека!
Снять трусы ему осталось-
и не будет человека."

(с) чьё-то.
_Матильда
Вспомнилось почему-то
ПЕСЧАНЫЙ ЧЕЛОВЕЧЕК

(Стихи для детей)

Человек бежит песчаный
по дороженьке печальной.

На плечах красиво сшита
майка в дырочках, как сито.

Не беги, теряя вес,
можешь высыпаться весь!

Но не слышит человек,
продолжает быстрый бег.

Подбегает он к Москве —
остается ЧЕЛОВЕ...

Губы радостно свело —
остается лишь ЧЕЛО...

Майка виснет на плече —
от него осталось ЧЕ...
. . . . . . . . . . . . . .
Человечка нет печального.
Есть дороженька песчаная...
нонэйм
Юлия Друнина

Стареют не только от прожитых лет --
От горьких ошибок, безжалостных бед.
Как сердце сжимается, сердце болит
От мелких уколов, глубоких обид!
Что сердце! -- порою металл устает,
И рушится мост -- за пролетом пролет...

Пусть часто себе я давала зарок
Быть выше волнений, сильнее тревог.
Сто раз я давала бесстрастья обет,
Сто раз отвечало мне сердце: "О нет!
Я так не умею, я так не хочу,
Я честной монетой за все заплачу..."

Когда слишком рано уходят во тьму,
Мы в скорби и гневе твердим "почему?"
А все очень просто -- металл устает,
И рушится мост -- за пролетом пролет...
Buck
Новичкам иногда везет
Они ловят в тени строений
Сплетенные кем-то нити
Новых стихотворений

И еще – за полярным кругом,
Где жизнь как седая чеканка
Кто-то очень добрый и умный
Отдает им последнюю банку

Новичкам иногда везет...
Только это им неизвестно
Мир все время идет вперед
И вчерашней удаче не место
Buck
Новичку, несомненно, везет.
Глядя в тени чьих-то строений,
Он гадает, куда приведет
Нить придуманных стихотворений.

В Заполярье – всегда зима.
Новичка не пускают к камину.
У порога стоит, сирота,
В ожиданье бесплодном, немилом.

Почему так везет новичку? -
Это, точно, ему неизвестно.
Кто-то добрый и умный сказал:
«Дорогой, ты, увы, здесь не к месту…»
Buck
По поводу ливийских событий... вспомнилось...

САХАРА
Все пустыни друг другу от века родны,
Но Аравия, Сирия, Гоби -
Это лишь затиханье Сахарской волны,
В сатанинской воспрянувшей злобе.

Плещет Красное море, Персидский залив,
И глубоки снега на Памире,
Но ее океана песчаный разлив
До зеленой доходит Сибири.

Ни в дремучих лесах, ни в просторе морей,
Ты в одной лишь пустыне на свете
Не захочешь людей и не встретишь людей,
А полюбишь лишь солнце да ветер.

Солнце клонит лицо с голубой вышины,
И лицо это девственно-юно,
И, как струи пролитого солнца, ровны
Золотые песчаные дюны.

Всюду башни, дворцы из порфировых скал,
Вкруг фонтаны и пальмы на страже,
Это солнце на глади воздушных зеркал
Пишет кистью лучистой миражи.

Живописец небесный вечерней порой
У подножия скал и растений
На песке, как на гладкой доске золотой,
Расстилает лиловые тени.

И, небесный пловец, лишь подаст оно знак,
Прозвучат гармоничные звоны,
Это лопнет налитый огнем известняк
И рассыплется пылью червленой.

Блещут скалы, темнеют под ними внизу
Древних рек каменистые ложа,
На покрытое волнами море в грозу,
Ты промолвишь, Сахара похожа.

Но вглядись: эта вечная слава песка -
Только горнего отсвет пожара,
С небесами, где легкие спят облака,
Бродят радуги, схожа Сахара.

Буйный ветер в пустыне второй властелин,
Вот он мчится порывами, точно
Средь высоких холмов и широких долин
Дорогой иноходец восточный.

И звенит и поет, поднимаясь, песок,
Он узнал своего господина,
Воздух меркнет, становится солнца зрачок
Как гранатовая сердцевина.

И чудовищных пальм вековые стволы,
Вихри пыли взметнулись и пухнут,
Выгибаясь, качаясь, проходят сквозь мглы,
Тайно веришь - вовеки не рухнут.

Так и будут бродить до скончанья веков,
Каждый час все грозней и грознее,
Головой пропадая среди облаков,
Эти страшные серые змеи.

Но мгновенье... отстанет и дрогнет одна
И осядет песчаная груда,
Это значит - в пути спотыкнулась она
О ревущего в страхе верблюда.

И когда на проясневшей глади равнин
Все полягут, как новые горы,
В Средиземное море уходит хамсин
Кровь дурманить и сеять раздоры.

И стоит караван, и его проводник
Всюду посохом шарит в тревоге,
Где-то около плещет знакомый родник,
Но к нему он не знает дороги.

А в оазисах слышится ржанье коня
И под пальмами веянье нарда,
Хоть редки острова в океане огня,
Точно пятна на шкуре гепарда.

Но здесь часто звучит оглушающий бой,
Блещут копья и веют бурнусы.
Туарегов, что западной правят страной,
На востоке не любят тиббусы.

И пока они бьются за пальмовый лес,
За верблюда иль взоры рабыни,
Их родную Тибести, Мурзук, Гадамес
Заметают пески из пустыни.

Потому что пустынные ветры горды
И не знают преград своеволью.
Рушат стены, сады засыпают, пруды
Отравляют белеющей солью.

И, быть может, немного осталось веков,
Как на мир наш, зеленый и старый,
Дико ринутся хищные стаи песков
Из пылающей юной Сахары.

Средиземное море засыпят они,
И Париж, и Москву, и Афины,
И мы будем в небесные верить огни,
На верблюдах своих бедуины.

И когда наконец корабли марсиан
У земного окажутся шара,
То увидят сплошной золотой океан
И дадут ему имя: Сахара.
(Н. Гумилев)
Buck
Давно известно каждому школьнику — и даже каждой ученой
женщине, если она к науке не глуха,—
Что на свете существует два вида греха.
Первый вид называется Грех Совершения, и грех этот
важный и сложный,
И состоит он в совершении того, чего совершать не положено.
Второй вид греха — полная противоположность первому,
и зовется он Грех Упущения, и грех этот столь же тяжкий,
что передовыми праведниками всех времен — от Билли
Санди до Будды — авторитетно доказано,
И он заключается в несовершении того, что вы делать должны
и обязаны.
Я тоже хотел бы высказать мнение по поводу этих двух видов
греха — сначала по поводу первого, чтоб со вторым не
мешать его,—
А именно: из-за него не стоит терзаться, потому что Грех
Совершения, как бы он ни был греховен, по крайней мере
доставляет удовольствие — иначе кто бы стал совершать
его?
Второй вид греха-Грех Упущения — менее гласный,
Но зато он самый опасный.
Что причиняет истинные страдания?
Невнесенные взносы, неоплаченные счета, неподсчитанные
расходы, ненаписанные письма и пропущенные свидания.
Кроме того, Грех Упущения носит весьма прозаический харак-
тер, до которого мы грешные не очень охочи:
Если вы не делаете того, что следует, для вас не наступают
праздничные дни и тем паче египетские ночи.
Вас не охватывает блаженный экстаз
Всякий раз как вы не платите за свет и за газ;
Вы не хлопаете по спине знакомых в таверне и не кричите:
«Друзья!
Давайте веселиться — не напишем еще по одному письму, и за
все ненаписанные письма плачу я!»
В мире много утех для души и для тела, но
Нас не может осчастливить то, что нами не сделано.
И хоть все мы ожидаем от жизни благ — нам просто вынь да
положь их,—
У нас бывает гораздо больше мороки от несовершенных нами
хороших поступков, чем от совершенных нами нехороших.
Итак, если вы меня спросите, я скажу, что наверное лучше
совсем не грешить, но уж если согрешить доведется без
спроса вам,—
Грешите предпочтительно первым способом.
(с)
Buck
По дороге в инфекционную больницу
под этим океаном голубизны
пестрящим облаками, гонимыми с северо-востока —
холодный ветер. По сторонам дороги —
бесконечные пустые поля
коричневые от сухого бурьяна. Местами

пятна стоячей воды
отдельные высокие деревья

Вдоль всей дороги розовая, красноватая
узловатая, вертикальная, ветвящаяся
живая плоть кустарников и деревьев
с мертвыми коричневыми листьями, а под ними
безлиственные побеги —

безжизненные на вид, бессильные,
ошеломленные приходом весны —
В этот новый мир они вступают нагие,
закоченевшие, не уверенные ни в чем,
кроме того, что вступают в него. Вокруг
все тот же привычный, пронизывающий ветер —

Сегодня трава, завтра
это окажется кудрями дикой моркови
один за другим они обретают определенность
Это ускоряется: форма листа, рисунок

Но пока что оцепенелая торжественность
вступления — хотя глубокая перемена
произошла уже с ними: вцепившись в землю,
пробуют шевелить корнями, начинают пробуждаться.
(с)
Buck
Мужчины за сорок
Закрывают без звука
Двери в комнаты,
Куда им уже не вернуться.

И на лестничной площадке,
Замерев, ощущают,
Словно палуба уходит из-под ног,
Покачнувшись.

В глубине зеркала
Они находят лицо мальчишки,
Примеряющего отцовский галстук,
Когда никого нет дома, -

И лицо своего отца
В таинственной мыльной пене.
Они сами уже больше отцы, чем дети.
Что-то пронизывает вдруг - что-то такое

Вроде звона кузнечиков
В сумерках похолодевших
Там, в кустах за их домом,
Приобретенным в рассрочку.
(с)
Сифон
На бледно-голубой эмали,
Какая мыслима в апреле,
Березы ветки поднимали
И незаметно вечерели.
Узор отточенный и мелкий,
Застыла тоненькая сетка,
Как на фарфоровой тарелке
Рисунок вычерченный метко,
Когда его художник милый
Выводит на стеклянной тверди,
В сознании минутной силы,
В забвении печальной смерти.
©
Buck
Как кровь уходит из синей вены,
Ушла из плена зловонных труб
Вода живая с кипящей пеной,
И город плачет - угрюм и скуп.
Легка, подвижна, к истокам темным,
К лугам поемным, к седым лесам,
Течет и плещет, светло бездомна,
Сродни и солнцу и небесам.
Сверкает лентой, струей искрится,
И путь все длится, и мир звенит,
Взлетает птицей, прыгнет, как львица,
Ревет в порогах, в болотах - спит.
Поют ей песни и пьют скитальцы,
Но тщетно «сжалься» иссохших губ,
И тщетно город вздымает пальцы,
Сухие пальцы фабричных труб.
(с)
Buck
Редеет облаков летучая гряда.
Звезда печальная, вечерняя звезда!
Твой луч осеребрил увядшие равнины,
И дремлющий залив, и черных скал вершины.
Люблю твой слабый свет в небесной вышине;
Он думы разбудил, уснувшие во мне...

Красивый закат сегодня)) Почти такой
SkwоT
Сначала в бездну свалился стул,
потом - упала кровать,
потом - мой стол. Я его столкнул
сам. Не хочу скрывать.
Потом - учебник "Родная речь",
фото, где вся моя семья.
Потом четыре стены и печь.
Остались пальто и я.
Прощай, дорогая. Сними кольцо,
выпиши вестник мод.
И можешь плюнуть тому в лицо,
кто место мое займет.

И. Бродский
нонэйм
И можешь плюнуть тому в лицо,
кто место мое займет.
Сгрёб в кучу всё и стол, и стул
Букварь забросил в ту же яму
С краю бездны тут же я уснул
Как будто посланный к Хайяму
Прощай, теперь ты не моя
С тобой не связаны кольцом
Во сне по телу капля пота, как змея
Лежу один с оплёванным лицом!
Asteroid
Что-то как-то подозрительно долго размышляла, куда тиснуть: в винилово, или сюда. Решилась-таки - сюда все же, не в винилово
когда я вернусь

Барагозник, ау!!!
нонэйм
"Марш оловянных солдатиков

Эй, солдат, смелее в путь-дорожку!
Путь-дорожка огибает мир.
Все мы дети Оловянной Ложки,
и ведет нас Юный Командир.
Гремят наши пушки,
штыки блестят!
Хорошая игрушка,
дешевая игрушка —
коробочка солдат.
Командир моложе всех в квартире,
но храбрей не сыщешь молодца!
При таком хорошем командире
рады мы сражаться до конца.
Гремят наши пушки,
штыки блестят!
Отличная игрушка,
любимая игрушка —
коробочка солдат.
Всех врагов мы сломим понемножку,
все углы мы к вечеру займем,
и тогда об Оловянной Ложке
и о Командире мы споем.
Гремят наши пушки,
штыки блестят!
Первейшая игрушка,
храбрейшая игрушка —
коробочка солдат! "
Ольга Бергольц
Ech_Aleks
Скоро День победы...

Николай Панченко

* * *

Я не умру — нет смерти мне,
пока не полюблю.
Я губы красные во сне,
как бабочек, ловлю.
Пусть днем — атаки и броски,
над головой гроза.
Не пули—
острые соски
мне выстрелят в глаза.
И лишь тогда
рази, беда,
топи меня, вода!
Пусть сгинет свет.
Пусть сгинет след.
Пусть будет все — тогда...

1942
Buck
Решила апнуть.


Беспокойные тучи сочатся зарею —
утро? вечер? Бесцельно кружат в отдаленье
крылья сумрачных мельниц за дымкой сырою,
на унылом ветру расплываясь, как тени.
Полупрозрачны и безмятежны долины,
и туманны отары на склонах белесых.
Грубо выведен чернью на кромке карминной,
мирно дремлет пастух, опираясь на посох.
Бурый камень селений; погост на взгорье —
и ни ветки зеленой, ни розы, ни птицы!
Трудно брезжит рассвет в нелюдимом просторе,
где на брошенной пашне бурьян золотится.

(Х.Р. Хименес)
Buck
21 марта - Всемирный день поэзии.

Еще весны душистой нега
К нам не успела низойти,
Еще овраги полны снега,
Еще зарей гремит телега
На замороженном пути.

Едва лишь в полдень солнце греет,
Краснеет липа в высоте,
Сквозя, березник чуть желтеет,
И соловей еще не смеет
Запеть в смородинном кусте.

Но возрожденья весть живая
Уж есть в пролетных журавлях,
И, их глазами провожая,
Стоит красавица степная
С румянцем сизым на щеках.

А. Фет