http://economlegko.ru/rayonyi-krasnodara-kakoy-luchshe/

тихо, срокойно: мкр Гидростроителей, Фестивальный, Черемушки. У них законченный вид инфраструктуры. пос им Жукова (старое назв Энка). там всё своё. автономия. Более динамична южная часть города.

всему виной категоричное отстаивание своего мнения,
так это в жизни больше помогает, чем мешает

Еще из сирийских мемуаров. Кажется, в 1977 или 1978 году мы с корреспондентом Московского радио Леонидом Рассадиным зашли в еврейский квартал в Дамаске и заглянули в лавку, где девушка-чеканщица стучала молотком по зубилу, выбивая узор на большом медном блюде.
После пары ничего не значащих фраз Леня спросил напрямую:
- Вы еврейка?
Девушку как будто ударили. Она вся сжалась, согнулась:
- Да.... А вы?
Леня ответил сразу:
- Я еврей, из Советского Союза, из Москвы.
Та заметалась по лавке и стала просить:
- Не уходите, пожалуйста, я сейчас отца позову.
Пришел ее отец. Его слова:
- Вы ничего не говорите, и покупать ничего не надо. Вы просто побудьте здесь, а мы с дочкой посидим и на вас посмотрим. Это недолго.
Они сидели и тихо плакали. Смотрели на свободного еврея.
Алавитский режим всегда терпимо относился к другим конфессиям, таким, как довольно многочисленные христиане, и к национальным меньшинствам вроде курдов (одна из компартий Сирии, представленная даже в парламенте, была практически полностью курдская). Но к евреям отношение было скотское. Все были на персональном учете и ежедневно ходили отмечаться, чтобы не было случаев побега. Не разрешались браки (девушек было много больше юношей). Рассказывали только о двух случаях освобожения из гетто: два американца с огромным трудом добились от сирийских властей разрешения на брак с местными еврейками и вывезли их из страны

Victor Ferdman В 48-50 большинство выехало, но не все.
Полностью гайки закрутили, как мне кажется, в 60-х-70-х.
В 90-х было что-то типа оттепели и выехали почти все оставшиеся.Там было три общины: Дамаск, Халеб и Камышли.

Max Glazer Ну поэтому они находятся там где находятся. И дальше будет еще справедливей. Лехаим.

Саул Каретти А как ведут себя евреи с палестинцами? Землю не отбирают? Дома не разрушают? Долбоносик вон предложил убить всех сирийцев.

Victor Ferdman Да , просто звери.
Только почему-то они никуда не убегают теперь,как из Сирии. А жаль, кстати.

Maxim Satanovskiy Вот и пусть валят к ним

Radion Mirchevsky Вы хотите на самом деле ответ? Хорошо - землю не отбирают, более того, когда евреи строят, а потом появляется араб с каким-нибудь документом, подтвержающим его право на эту землю, то сначала разрушают лома евреев, а потом разбираются в суде. Арабские дома без постановления суда не разрушают, суд может принять такое постановление только в крайних случаях: либо это дом террориста и в результате терракта погибли люди (если выжили, как, например, Иуда Глик - поищите в Google, то разрушение отменяется), либо дом построен незаконно, без каких-либо разрешений ( то, что на русском называется самозахват), но и в этом случае есть возможность опротестовать или оформить разшенеие (сейчас таким образом легализируют несколько сотен домов).
P.S. С точки зрения режима Асадов "палестинцев" не существует, как и "Палестины" - это Южная Сирия. Впрочем, и Ливана тоже нет - это тоже сирийская провинция

Саул Каретти когда ООН провозгласила рождение независимого государства Израиль. Палестина разделилась на арабское и еврейское государства.
В 1948-1949 годах шла арабо-израильская война, в результате которой произошел захват Израилем значительной территории Палестины.
С 1952 года началось военное сотрудничество Израиля с США. Через четыре года развязалась Синайская война, которая была направлена против Египта. Цепь войн продолжила арабо-израильская война, начатая в 1967 году. Израиль оккупировал часть Сирии, Египта, Иордании, восточной части Иерусалима.

David Levintov Саул Каретти Брехня от начала до конца.
1.Подмандатная Палестина не разделилась на 2 государства: в отличие от Израиля, арабы (все) не признали Резолюцию ООН №181. Не признают и по сей день, кроме Египта (1978) и Иордании (1994). И война не "шла", а ее...Еще

Boris Polyanichko Интересно, что у них многопартийная система была еще в то время !

Radion Mirchevsky Так в ГДР была многопартийная система

Andrei Jvirblis Я видел сирийских евреев в Александрии. Мне их показывали местные. С гордостью! Коренные почти все при Насере уехали в Европу и Израиль. При этом в городе несколько полупустых синагог.
Нравится · 3 ·

"Мне неуютно в России"
Роман Супер
Василий Арканов не чувствует себя настоящим американцем, но и не представляет, как может вернуться на родину
Василий Арканов, журналист, переводчик, сын писателя-сатирика Аркадия Арканова и бывший репортер программы "Намедни", выходившей на телеканале НТВ, уехал из России в США в 1993 году. О том, как сложилась жизнь на новой родине, почему он не сделал карьеру на российском телевидении, где можно встретить Вуди Аллена, прогуливаясь по Нью-Йорку, интересуются ли Россией простые американцы и почему он не хочет возвращаться в Москву, Василий Арканов рассказал корреспонденту Радио Свобода.
– Кто твои соседи в Нью-Йорке, Василий? Вуди Аллена встречаешь на улице?
– Однажды я возвращался с работы домой через парк. А возвращался я все время разными дорогами. Выходя из парка, всегда старался обходить стороной российское консульство – оно было на пути…
– Почему?
– Ну вот не нравится мне этот отрезок дороги. Но в какой-то день я в задумчивости об этом забыл и пошел мимо нашего замечательного консульства. Оно между Пятой Авеню и Мэдисон. Был сильнейший ветер. И я нос в нос столкнулся с парой, которая переходила дорогу. Я увидел, что это Вуди Аллен. Классический Вуди Аллен, уцепившийся за молодую, корейского вида, приземистую и совсем некрасивую женщину. И вот они, очень тесно обнявшись, идут на ветру. У меня тогда впервые в жизни было желание подойти к звезде: "Мистер Аллен! Дайте автограф! Дайте что-нибудь!"
​​​– Но ты, разумеется, этого не сделал и просто мимо прошел.
– Я этого не сделал, но обернулся и напоследок посмотрел, как у него развевается плащ.
– А Вуди Аллен в этот момент шепнул своей дочке и жене в одном лице: "Послушай, кажется, это был мистер Арканов с российского телевидения..."
– Нет-нет. Он, очевидно, сказал: "Блин, до чего дошло, а? Никто не узнает. Никто не подходит". Вообще, его увидеть живьем нетрудно. Он регулярно где-нибудь барражирует.
– Он же в баре еженедельно играет на кларнете.
– Ну баром я бы это не назвал. Это безумно дорогое заведение – гостиница для богатых и знаменитых, Carlyle. Вуди Аллен там по понедельникам играет. И это чистой воды обдираловка. Стоит бешеных денег, хотя ничего особенного не происходит. Приходит Вуди Аллен, достает свой кларнет, дует в него, потом складывает кларнет и уходит.
– Как и зачем ты оказался в Нью-Йорке? Это было начало девяностых годов. И все самое интересное, кажется, тогда начало происходить в России, а не в США. Тебе как журналисту не обидно было уезжать?
По характеру своему я оказался просто вагоном. Не паровозом, а вагоном, который поставили на рельсы, и он покатился
​​– Да я никогда себя журналистом не ощущал. Мой приход в журналистику был случайным. Когда решался на семейном совете вопрос о том, куда детку пристраивать, мама очень не хотела, чтобы я становился актером (а детка хотела на театральное или на режиссуру). Ну и я писал немножко рассказы тогда.
– Просто в школьную тетрадку их писал?
– Необязательно. У меня был пример отца. Он писал рассказы, которые исполнял с эстрады – и люди смеялись. Я хотел так же. Когда я ему что-то зачитывал, они с мамой очень серьезно, по-взрослому это разбирали. Иногда меня выпускали читать гостям. А гости были не самые последние на тот момент люди.
– Не самые последние – это кто?
– Горин, Ширвиндт, Андрей Миронов. Люди, которые окружали маму и отца в тот момент. Когда кто-то из них говорил, что я написал неплохой рассказ, я чувствовал, что действительно написал рассказ, а не какую-то зарисовочку про гнома. Короче, с очень раннего возраста я жил с ощущением, что могу писать. А что с этим делать в плане профессии? И вот на семейном совете порешили: журфак. Не учитывалось в этой истории только одно: то, что по характеру своему я оказался просто вагоном. Не паровозом, а вагоном, который поставили на рельсы, и он покатился. Машиниста не было. Были только рельсы, по которым я покатился.
– Значит у тебя не было журналистского интереса к тому, что Россия меняется, а вместе с ней, может, весь мир меняется. Поэтому ты просто уехал?
​​– У меня не было ощущения, что перемены, которые происходят, – действительно настоящие перемены. С середины 90-х стало казаться, что все реально меняется, страна меняется, люди меняются. В начале же 90-х все это выглядело иначе: может, поменяется, а может, и нет. И если не поменяется, то это опять какая-то ловушка, как в 1960-е с оттепелью. Моя мама была очень скептически настроена к происходящему в стране. Она никогда не была диссидентом, но она была человеком обожженным, обманутым. Она не верила ни одному изменению, она была убеждена, что всё равно потом придут и отберут.
– И она тебя выталкивала из России.
Первые несколько месяцев я занимался писанием писем. В бешеных количествах. Всем своим друзьям и знакомым
​​– Не просто выталкивала. Она сделала все для того, чтобы я уехал. Я не хотел уезжать без нее. Она пошла со мной и оформила документы на отъезд и на себя тоже, будучи уже тяжело больной. Она скрывала от всех, насколько ей плохо, слово "рак" возникло позднее. Поэтому я уезжал с ней. И вот на этом этапе она окончательно сдала, сначала попала в больницу, а потом попала домой и четыре месяца уходила. Она ушла, а я остался с документами на выезд и обрушившимся собственным миром, потому что моим миром был ее мир. Когда этот мир обрушился, мой вопрос был не про перемены в Советском Союзе, а про то, смогу ли я жить иначе в другом месте, с другими людьми по-другому.
– Так ты оказался в самолете. А что было дальше? Кто тебя встречал?
– Меня дядя мой встретил в Бостоне. Забрали чемодан и поехали к нему домой.
– Чем ты занимался для начала?
– Первые несколько месяцев я занимался писанием писем. В бешеных количествах. Всем своим друзьям и знакомым. Тонны бумаги исписал. Потом я устроился через знакомых в Комитет по содействию советским евреям. Я раскладывал по папкам какие-то дела и получал 5 долларов в час. Но в тот момент Комитет этот уже потихонечку загибался. Потом я пошел работать в одно агентство, которое устраивало людей на работу на два-три дня в какое-нибудь место, где, например, заболел постоянный сотрудник.
– Агентство, которое затыкает дыры.
У меня был с собой один-единственный костюм, который мне купила мама. Он до сих пор у меня есть
​​– Да. И вот такой затычкой для дыры я устроился. И там для меня очень быстро нашли прекрасную работу – я должен был разносить почту, но не как почтальон, а внутри большого банка. Моим начальником был бывший вояка Роджер. В течение всего рабочего дня я должен был поступающую почту разносить по нужным столам. Это называлось runs – обеги. Я обегал банк (несколько этажей плюс соседнее здание) и в корзину для входящей почты клал письма и факсы, а из корзины для исходящей почты забирал.
– Ты был вместо электронной почты. Через тебя имейлы отправляли.
– Да, я был предтечей имейла. При этом это старый ирландский банк. Они там все ходили в костюмах, в галстуках и бабочках. Мне в тот момент было 26 лет. И мне тоже нужно было приходить в костюме. Хоть я и почтовая программа, но костюм иметь нужно было. Денег на костюм у меня не было. Но у меня был с собой один-единственный костюм, который мне купила мама. Он до сих пор у меня есть, он мне до сих пор как раз. Это супервыходной костюм из какой-то итальянской легкой шерсти, с каким-то рубчиком незаметным, особого кроя, который никогда не выходит из моды. Куплен на последние сертификаты, полученные папой за изданную за рубежом книгу. Короче, костюм с историей. И вот в нем я явился работать почтовой программой. Они все с очень большим интересом на меня смотрели и довольно быстро продвинули по службе. Вскоре я сам сидел за столом, а мне подкладывал почту в корзину кто-то другой.
– И сколько ты так просидел за столом?
– Три года. Потом я год поработал на подсобной должности в библиотеке. Потом была компания, которая занималась изготовлением баз данных на электронных носителях.
– Весь твой американский опыт точно не предполагает, что жизнь твоя вдруг круто изменится, и ты окажешься в эфире НТВ с микрофоном в руке на фоне догорающей высотки 11 сентября 2001 года.
​​– Ну как, я же все время думал: неужели я буду всю жизнь в банке сидеть, в библиотеке? И возраст же тикал. Я приехал в 26 лет, это уже поздновато для старта. Но можно было еще успеть. Но я все время, которое мне было отпущено на разгон, профукал. Поэтому после тридцати я начал судорожно соображать, что мне делать с собой. Выход всегда один – идти учиться. Нужно было получать американский диплом, потому что русский диплом никому здесь не нужен, даже диплом МГУ. И я попробовал для начала выбраться из Бостона. Я подал документы на факультет журналистики Колумбийского университета. Они меня взяли. И я переехал в Нью-Йорк. Отучился на факультете, который с профессиональной точки зрения фантастически поставил мне мозги на место. И у меня стала появляться вполне профессиональная работа: на американских каналах и на радио. Потом я узнал, что на НТВ – тогда еще не расколовшемся – открывается филиал в Нью-Йорке. Меня взяли туда работать. Потом было много событий на НТВ, в том числе неприятных, раскол, и я тут тоже то уходил с канала, то возвращался… И в какой-то момент, когда я очередной раз ушел, произошло 11 сентября.
– Раздается телефонный звонок.
Она включила телевизор и закричала: Oh my God! Oh my God! Я ей кричу в ответ: "Чего my god-то?
​​– Мне позвонили в тот момент, когда я вышел из дома и сел в автобус. Позвонили и говорят: "Вася, ты можешь сейчас включиться?" Я говорю, мол, а что случилось? Мне отвечают, что в башню попал самолет, башня горит. Я ответил, что я в автобусе, у меня все прекрасно, ничего не горит. Мне в трубку с некоторым раздражением уже говорят: "Вася! Ты не понимаешь! Немедленно все бросай, выходи из автобуса и включайся! По телефону включайся, мы тебе позвоним". И тут я вдруг замечаю, что по авеню несутся пожарные машины. День, который казался мне абсолютно обычным, стал необычным. В автобусе звучит какое-то объявление. Потом у всех одновременно начинают звонить телефоны. Я позвонил своей знакомой и попросил ее включить телевизор и сказать, что она видит. Она включила телевизор и закричала: Oh my God! Oh my God! Я ей кричу в ответ: "Чего my God-то? Что происходит?" Шла прямая трансляция трагедии.
– Так ты вышел в свой главный телевизионный эфир.
– Я вышел в эфир только утром следующего дня, потому что телефоны все отрубили, дозвониться уже было до меня невозможно. Включился я чудовищно. Это был кошмар, но как-то он прошел. Потом пять дней мы с оператором не спали, снимали. Я же не знал элементарных вещей, и никто нам не удосужился об этом рассказать: например, что мы можем пользоваться картинкой CBS. Что не надо бежать и прорываться туда, куда не пускают. А надо спокойно сесть в углу и написать текст, как делали все нормальные корреспонденты.
– Вот именно поэтому в программе "Намедни" Парфенова стал работать ты, а не нормальный корреспондент. Ты охотился за своей картинкой и своими историями, а не рассчитывал на CBS. Расскажи, кстати, про этот период. Что такое – работать с Парфеновым?
​​– Это, конечно, самое яркое впечатление, может быть, всей моей жизни. И карьеры. Если считать журналистику карьерой. Новости – это, конечно, вещь прекрасная, заводная. Но возможность чуть-чуть креативить внутри того, что ты делаешь, играть со словами, чуть-чуть уходить от стандартов (а мне это казалось важным в любом деле), выделяться, делать по-своему – такого новости не позволяли. А формат Парфенова позволял. Главным с ним было то, что он стал замечать в моих сюжетах вещи, над которыми я, например, попотел. Вот я попотел над фразой, а потом попотел над тем, чтобы на эту фразу легла определенная картинка. И я сидел и выверял до миллиметра эту картинку. Никто этого не заметил, кроме меня и… вдруг звонит мне Парфенов после эфира. Парфенов! Сам! Которого я не знаю! Мне звонит! Какому-то задрыге-забулдыге, который второй сюжет в жизни делает. Звонит и говорит: "Вася, слушай, ну, ты знаешь, ты такой сюжет сделал! И вот на словах, где у тебя герой говорит, вот это вот круто появляется…" И я такой думаю: если есть в жизни счастье, то это оно. Я почувствовал в Лёне, что он говорит и делает так, как я, наверное, мог бы, если бы мне хватило таланта. Подозреваю, что он тоже почувствовал во мне человека по духу родственного. Поэтому он меня пестовал. Вот другого слова не подберешь. Парфенов пестовал людей. Не одного меня. Ему хватало времени, чтобы после эфира звонить абсолютно всем своим репортерам, и в итоге все думали, что они главные люди в программе "Намедни".
– Что России тогда было интересно знать об Америке?
Это было не про ту Россию, которая переехала в Америку. А про Россию, которая оттуда, из Москвы, покоряет Америку, и как перед ней все стелются
​​– Все, что происходило в Америке – все было важно. Первые пару лет, что я работал в "Намедни", было однозначно так. Все, что было в США хоть сколько-нибудь важным, появлялось в эфире. Потом на глазах это стало меняться. Сначала стали пропускать какие-то важные истории для США. Потом эти истории стали заменяться историями про русское присутствие в США. Где-то обязательно должно было быть что-то русское. Следующий этап – это вытеснение и этих сюжетов тоже. На их месте появились сюжеты о том, как Россия покоряет Америку. Сюжеты о том, как Россия присутствует в Америке, и она в самом центре. И это было не про ту Россию, которая переехала в Америку. А про Россию, которая оттуда, из Москвы, покоряет Америку, и как перед ней все стелются. В какой-то момент я обнаружил, что все мои сюжеты можно условно свести к двум вещам: либо они про то, как "Лукойл" открывает бензоколонку в Америке, либо про то, как какой-то прикольный чудик-абориген прикольно прикидывается мертвым. Все сюжеты про Америку стали такими. Другие новости про Америку пропали. Будто Америка состоит из вот таких придурков, ничего важного не происходит, а все просто сходят с ума. Мне стало неловко.
– Из тебя стали делать Михаила Задорнова.
– Надеюсь, что я в него не превращался.
– В том смысле, что тебя стали вынуждать рассказывать об американцах как о нации фриков.
– Мне так стало казаться, да. Мне стало казаться, что я становлюсь рупором. И мне приходилось заниматься насмешкой и стебом. Когда стеб оправдан, уравновешен и взаимен – это возможно. Но когда я превращаюсь в человека, который только стебется, а больше ничего серьезного не делает, то это не очень хорошо. Я так не хотел. Я живу в этой стране и не считаю ее страной фриков. Тут много можно найти плохого, но это страна, в которой есть и очень много хорошего.
– И это стало причиной того, что в 2006 году ты с НТВ уволился и с телевидением завязал?
– Да, я ушел совершенно самостоятельно и сознательно.
– Чем ты занялся после ухода с НТВ? Тебе же пришлось чем-то заняться, жизнь в Нью-Йорке, подозреваю, не дешевая.
Мне предложили работать на Russia Today. Я не знаю, какие они должны были бы предложить деньги, чтобы я на них работал. Никакие!
​​– Зарплата, которую я получал на НТВ, была очень неплохая. Опять же, благодаря Парфенову, который ее просто для меня выбил. Плюс у меня были возможности путешествовать, ездить по стране, встречаться с интересными людьми. К такой жизни очень быстро привыкаешь. Это интересно, ты живешь не как все, ты живешь бурно. Поэтому решение об уходе с НТВ было не очень-то простым. С другой стороны, я понимал, что зависимость от денег и приятностей, "печенек", как это принято теперь говорить, – это тоже не совсем правильно. Поэтому я ушел. У меня были попытки зарабатывать переводами. Я с "Новой газетой" пытался активно сотрудничать. В "Эсквайр" писал. Потом мне казалось, что все-таки у меня есть какое-то имя. Здравый смысл подсказывал, что какую-то профессиональную репутацию я себе создал. И теоретически, вообще-то, какую-то работу я в этой области найти себе должен был. Но все, что я находил, мне катастрофически не подходило.
– Тебе предлагали какие-то телеканалы российские работать для них из США? Ведь надо быть теленачальником-идиотом восьмидесятого уровня, чтобы не попробовать тебя завербовать.
– Нет, практически не было предложений от телеканалов. Мне предложили работать на Russia Today и предложили очень хорошую зарплату, но тут у меня никаких сомнений не возникло даже. Я не знаю, какие они должны были бы предложить деньги, чтобы я на них работал. Никакие! Мне было ясно, что на них я работать не буду.
– Ты общаешься с сотрудниками российского телевидения, которые работают в США?
– Да.
– Согласись, в условиях почти официально признанной новой холодной войны работать на как бы вражеской территории – это, я думаю, ужасно сложная задача. Потому что вражеская территория-то на самом деле привлекательная страна, в которой телевизионщикам с российскими паспортами хотелось бы, по меньшей мере, выучить собственных детей, а еще лучше – их там оставить навсегда.
– С этим я поспорить никак не могу.
– Как с этим раздвоением можно жить?
– Кто как может, так и живет. Ребята, которые работают от НТВ в Нью-Йорке сейчас, пытаются находить возможности доносить любыми способами правдивые вещи. Во всяком случае, корреспондент Леша Веселовский (собкор НТВ в Нью-Йорке) делает все, что от него зависит, чтобы показать страну такой, какой она является.
– Когда телевидение из твоей жизни исчезло, ты заполнил это место литературой, стал профессионально заниматься переводами?
​​– Я предпринимал попытки переводить давно, когда еще жил в Бостоне. В частности, я сто лет назад перевел статью из New Yorker про Веру Набокову, которая называлась Mr. and Mrs. Genius. Это была первая большая публикация, посвященная Вере Набоковой. Самое лучшее в этом переводе было название. Потому что я перевел не как "Мистер и Миссис Гений", что, в общем, напрашивается. Я перевел – "Гений и его миссис". Что, по-моему, гораздо более литературно и приятно для глаза и для слуха по-русски. Но перевод этот был абсолютно никудышный, потому что кроме названия я еще и всю статью за автора переписал. Показал этот перевод знакомой профессиональной переводчице, она начала читать и говорит: "Но это же не перевод. Если ты хочешь сам писать, то, пожалуйста, пиши. Перевод – это совсем другое искусство".
Тогда любое русское слово, которое ты ни возьмешь (обозначающее слово "вагина", включая само слово "вагина"), было непроизносимо в приличном обществе
​​Она меня обидела страшно: я-то считал, что улучшил материал. И я из чистого упрямства перевел статью второй раз, калькировано, но с задачей, чтобы это читалось как русский текст. Ведь в переводе главная задача – чтобы он не звучал как перевод. И я этого добился. Но проблема заключалась в том, что этот перевод никому на фиг не нужен был. Я понял, что переводы должны еще другие люди хотеть. И через некоторое время я перевел тогда страшно скандальную пьесу Ив Энцлер "Монологи вагины".
– Да, тогда много вокруг этой пьесы шумели, я помню.
– Задача у меня тогда была не скандальная, а чисто лингвистическая. Мне нужно было сделать так, чтобы это можно было произносить по-русски. Потому что тогда любое русское слово, которое ты ни возьмешь (обозначающее слово "вагина", включая само слово "вагина"), было непроизносимо в приличном обществе.
– В следующий раз (после тебя) про вагину вслух так много будут говорить только однажды – после панк-молебна Pussy Riot.
– Лингвистическую задачу я решил. Мне очень хотелось перевести на русский то, что перевести очень трудно. Еще я хотел решить материальную задачу, потому что знал, что автор этой пьесы заработала миллионы. Но эту задачу я не решил.
– И сколько авторов ты с тех пор перевел?
​​– Много. Честно говоря, не знаю сколько. Дюжины две я перевел. Но из крупных – это два романа Джонатана Сафрана Фоера. Роман Брета Истона Эллиса. Еще я перевел сборник клевых рассказов Иэна Макьюэна, который просто уничтожен чудовищным изданием в России. Я однажды встречался с Макьюэном, сказал ему, что я его перевел на русский язык. Он заинтересовался и попросил показать ему, как выглядит его книга в России. Я ему показал, а он схватился за голову и закричал: Аааааа! Guys-guys, come here, look at this! Oh my God! What is this? Я покрылся красными пятнами от ужаса и стал заверять, что перевод не такой ужасный, как обложка. А из последнего – я перевел "Синие ночи" Джоан Дидион.
– Ты сказал, что материальных задач переводами не решил. Чем же ты еще занимаешься? Как у вас говорят, what do you do for a living?
Россия – это вообще не тема. Ничего они не знают про Россию, мягко говоря
​​– Некоторое время преподавал, а теперь работаю в колледже, он называется Hunter. Он входит в систему CUNY – City University of New York. Это огромный государственный университет с хорошей репутацией. Я работаю в программе, которая поддерживает одаренных детей, вышедших из школы с высокими показателями. Дочь моих близких знакомых остроумно назвает нас "бюджетным отделением".
– Значит с балбесами ты дел не имеешь. Прекрасно. Вот скажи, одаренные студенты каким-то образом проявляют интерес к России? Узнавая, что ты из России, какие они тебе вопросы про это задают? И задают ли их вообще?
– Даже не возникает таких разговоров у нас. Россия – это вообще не тема. Ничего они не знают про Россию, мягко говоря.
– О России говорят на улицах, на автомойке, в кафе, по телевизору?
– В Нью-Йорке я ничего такого не слышу.
– Россия – это враг для американцев в интерпретациях самих американцев?
– Опять же, в Нью-Йорке, совершенно однозначно я тебе могу сказать, Россия как враг не воспринимается. Да и большого внимания на себя не перетягивает.
– Черт возьми, а мы-то тут искренне надеемся, что вы ни о чем другом и думать не можете. Только о России. Потому что мы-то все время разговариваем о вас.
– А здесь как-то, ты знаешь, много других тем.
– Каких? Сирия?
– Да не особо…
– "Исламское государство"? Люди пугаются этим словосочетанием? Что вы сейчас обсуждаете страстно?
– Я не могу обобщать. Я знаю, что есть люди, которые очень внимательно следят за тем, что происходит с Сирией, "Исламским государством", знают все про политику Обамы в Израиле. Но вот мои студенты про это вообще не разговаривают.
– Неужели нет никаких тем, которые всех как-то объединяют в обсуждении? Вот, например, легализация однополых браков в США не вызвала бурной дискуссии у тебя с соседями?
Потом все эти люди перемешиваются, и в их мозгах что-то встает на место. В их мозгах! И само встает!
​​– Таких тем много. Они одновременно объединяют людей и разъединяют. Это очень зависит от того, где человек вырос, что он в себя впитал. Люди здесь вырастают в разной среде, а потом все эти люди перемешиваются, и в их мозгах что-то встает на место. В их мозгах! И само встает! Не так, что им вдолбили и объяснили, что это хорошо, а это плохо. Это то, что мне здесь больше всего нравится. Здесь дается возможность человеку найти себя, стать собой в очень раннем возрасте. Однополые браки – это тоже следствие идеи свободы, доведенной до крайней точки: ты свободный человек и свободен распоряжаться своим телом и страстями в том числе.
– Смертная казнь для террориста Царнаева объединила людей в Штатах? Или разъединила? У нас в фейсбуке мы про это пыхтели и ругались.
– Вот если бы его не приговорили к смертной казни, то волнений, протестов и криков здесь было бы гораздо больше. Во-первых, слишком это преступление было на глазах и очевидно. Во-вторых, при всей симпатичной внешности Царнаева (что, безусловно, работало на руку адвокатам), включилась в суде юриспруденция в высшем ее понимании. Работали не эмоции, а факты и законы. В-третьих, среди тех, кого знаю я, не было ни одного человека, который бы сказал, что не нужна в данном случае смертная казнь. Кроме тебя.
– Как же христианская мораль? Как же религиозное сознание, которое вроде бы распространено в Штатах?
– Это отдельная тема. Христианская мораль и религиозность, безусловно, имеют здесь место. И это, безусловно, будет очень сильно педалироваться в процессе апелляции. Не исключено, что этот приговор будет изменен.
– Ты знаешь, кто будет следующим президентом Америки? Какие расклады?
– Нет, не знаю.
– Это будет республиканец? Демократ? Хотя бы это вы там знаете?
– Очень трудно сказать. У республиканцев нет сильного кандидата пока. У демократов единственный кандидат – это Хиллари, которая вызывает одержимое неприятие у правых. Все пока совсем непонятно.
– Вот! Зато у нас тут очень хорошо все понятно, и мы знаем, кто у нас будет следующим президентом.
– Стабильность. Молодцы. Все хорошо.
– Ты стал американцем? Растворился в своем Манхэттене?
Что-то делает меня более похожим на американца. А что-то совсем нет
​​– До определенной степени – безусловно. Хотя мне трудно судить. Я вижу в себе изменения. Некоторые изменения мне нравятся, а некоторые нет. Что-то делает меня более похожим на американца. А что-то совсем нет. Когда я жил в Москве, то все равно не был типичным московским человеком. Я в Москве мог сойти за американца. Когда я еще только думал о том, что можно уехать, когда мне было 18 лет, то встречался с разными группами американцев в Москве. Мне всегда говорили, что я бы прекрасно вписался в американскую жизнь. Для меня не было большей похвалы.
– Бываешь в Москве?
– Бываю.
– Узнаешь город, когда приезжаешь?
– С большим трудом.
– Как инопланетянин высаживаешься тут?
– Приблизительно. Я знаю, где я нахожусь, вспоминаю пути-дороги.
– А щемит в груди?
Я не верил, что перемены начала 90-х годов – это что-то очень серьезное. Просто дали чуть-чуть воздуха, а потом его забрали. Вот и всё
​​– Перестало. Поначалу, когда я возвращался, мне казалось, что это все мое родное, а я среди этого родного чужой. А потом я понял, что нет, все это уже не мое. Ничего у меня не щемит. Потом, знаешь, мне кажется, что политика российского государства сознательно или бессознательно на протяжении очень большого времени заключалась в том, чтобы вытеснять с насиженных мест людей, которые хоть что-то могли бы этому государству дать. Разрушать социумы. Я не говорю, что я являюсь человеком, который мог бы что-то дать. Хотя, может и мог бы что-то дать. Я не говорю сейчас конкретно о себе. Я говорю о тенденции. С 17-го года так. Только организовывалась какая-то "элита", дворяне-интеллигенция вытеснялась. Ладно. Заняли их квартиры, обосновались, зажили, создали советскую интеллигенцию. Но как только и эти люди что-то начали делать свободно, так тут же появляется новая масса, которая все ростки уничтожает и приходит на их место. И вот эта масса занимает квартиры, рассаживается, пользуется заработанными не ими благами, но и их под нож потом пускают. И так бесконечно. Замкнутый круг.
– Ты следишь за российской повесткой дня? Просыпаешься и лезешь на русские новостные сайты?
– Я же сижу в Facebook. Неизбежно все попадает на глаза. Я в курсе последних новостей, конечно.
– Переживаешь? Расстраиваешься? Смеешься?
– Я на такие темы смеяться не умею. Мне очень горько. И одновременно тут есть очень еврейская ужасная штука: "Ну вот мама же мне говорила, она-то знала, что так будет!" Вот эта вещь во мне сидит. Поэтому, возвращаясь к началу нашего разговора, я повторюсь: когда я уезжал, я не верил, что перемены начала 90-х годов – это что-то очень серьезное. Просто дали чуть-чуть воздуха, а потом его забрали. Вот и всё. Как в 60-е.
– Ты когда-нибудь думал вернуться в Россию жить? Допускаешь такую мысль?
В России я бы чувствовал себя либо дерьмом с деньгами. Либо дерьмом без денег. А я так не хочу
​​– Одно время я такую мысль допускал. Сейчас я не представляю себе ситуацию, при которой я мог бы жить в России. В той России, какой она сейчас является. Мне неуютно в России. Мне там не очень комфортно. Мне в какой-то степени там даже стыдно. В России ситуация ставит тебя перед выбором: либо ты пахан на коне, а тебе руки целуют и значит тебя уважают; либо ты ничтожество, о которое вытирают ноги. Среднего нет! Зачем так жить? А здесь я являюсь тем, кем я являюсь, мне за это не стыдно. Мне не стыдно за то, что я не зарабатываю миллиарды, мне не стыдно за то, что я не бомжую. Здесь у всех равные возможности. Мы все на одном поле. В России у меня таких шансов нет. В России я бы чувствовал себя либо дерьмом с деньгами. Либо дерьмом без денег. А я так не хочу.

Анатомия сирийской оппозиции. Исламисты в Сирии




В предыдущей статье мы рассмотрели светскую часть внутренней и части внешней сирийской оппозиции. Бросается в глаза, что когда пресса говорит о таких структурах, как Свободная Сирийская Армия (ССА), то подразумевает при этом либо заявления медийных представителей, либо общие фразы о военной деятельности. Прессе куда больше известно о структуре и деятельности правительственных формирований, курдских ополчений и ИГИЛ, а о повстанческих группировках обычно молчат, называя их либо сирийскими повстанцами, либо ССА.

Причина такого информационного молчания проста. Если перечислить эти формирования, то религиозно-экстремистская направленность большинства из них будет очевидна даже рядовому обывателю уже по названиям. К примеру, в ноябре 2013 года от ССА откололась коалиция исламистских группировок, именуемая «Исламским Фронтом». Что же представляют собой исламистские салафитские организации, воюющие в Сирии и при этом не ассоциированные с ИГИЛ? Рассмотрим самые крупные, ведь всего таких группировок около тысячи.

До начала конфликта в Сирии действовали две запрещенные экстремистские группировки: местный филиал «Ихван Муслимин» («Мусульманское Братство») и «Джунд аш Шам» («Солдаты Шама»).

Основатель джама'ата "Ихван аль-муслимин"
Основатель “Ихван Муслимин”
«Ихван Муслимин»

Ихванисты представляли опасность для светской Сирии еще с 1940-х. Их филиал был сформирован по образцу египетского, созданного проповедником Хасаном аль-Банна в 1928 году. Это была классическая исламистская организация первого поколения. В первые два десятилетия независимости за власть в Сирии боролись Национальная и Народная партии, представлявших собой классические буржуазные либеральные партии зависимой от иностранного капитала страны. Первая отстаивала интересы проанглийских бизнесменов, а вторая (на разных этапах) – профранцузских и земельных собственников.

Снизу на них давили множество социалистических партий широкого спектра. В таких условиях ихванисты отстаивали интересы наиболее отсталых традиционалистских частей общества и в первую очередь помещиков и бедуинской племенной верхушки, использовавших полуфеодальные методы эксплуатации труда низов.

К 1960 году «Мусульманское братство» на время переименовалось в «Исламский Социалистический Фронт», поступив так из-за широкой популярности социалистических течений в обществе. Отголоском былых времен является обилие левых или формально левых партий в парламенте. Однако ихванистам это не помогло, и после прихода секулярной партии «Баас» к власти в 1963-м году «Братство» было запрещено.

С 1976 года эта организация, пользуясь вмешательством Сирии в гражданскую войну в Ливане и вооруженной конфронтацией с Израилем, проводит ряд террористических атак против сирийской армии, советских военных советников и гражданского населения. Кульминацией роста насилия стало вооруженное восстание в городе Хама в 1982 г., которое государство подавило быстро и жестко.

С тех пор в Сирии членство в «Братстве» каралось смертной казнью или пожизненным заключением.

Политика кнута сделала свое дело, и до 2011 года страна не знала религиозного экстремизма. Выжившие ихванисты сидели или в тюрьмах, или в глубоком подполье, или в эмиграции. Однако приход «Братства» к власти в Египте и нестабильность в Сирии, равно как и исторический союз с Катаром помогли организации возобновить работу в Сирии. Пиком их могущества стал 2012 год, когда «Братству» удалось на время «захватить» представительские структуры внешней сирийской оппозиции в СНС и НКСРОС. Однако военный переворот в Египте и борьба между Саудовской Аравией и Катаром привела к тому, что постепенно они утратили власть. Более того, внутри ССА (Свободной Сирийской Армии) их представляли разрозненные отряды, действующие в провинциях Идлиб и Дамаск, что предопределило эрозию командных структур и переход людей в новые группировки.


Эту группу создал Абу Мусаб аз-Заркауи в начале 90-х в Иордании, и действовала она преимущественно в Ливане. С 2005 года ее боевики вели террористическую деятельность против сирийского правительства. В 2012 году «Джунд Аш Шам» во главе с новым лидером Халедом Махмудом ад-Дандаши включился в противостояние в провинции Хомс. Пиком деятельности этой организации стал захват крепости крестоносцев Крак-де-Шевалье в марте 2014 года, откуда их потом выбили силы сирийской армии. Сам ад-Дандаши был убит, а его отряд отошел в Ливан, где его частично блокировали Ливанская Армия и шиитское ополчение «Хезболла». Остатки примкнули к «Фронту аль Нусра».

Низкая популярность политического исламизма в Сирии, интернационализация конфликта привели к тому, что эти две традиционные региональные исламистские организации не смогли стать ведущими силами в конфликте и ушли на второй план.

Примечательно, что вся сирийская деятельность этих организаций приписывалась прессой Свободной Сирийской Армии (ССА), позиционировавшей себя светской организацией. В реальности ССА изначально и по сей день представляет собой множество отрядов боевиков. Некоторые из них относительно многочисленны и хорошо организованны, некоторые разрознены, как и в начале конфликта. Все преимущественно исламисты.

Централизация объединений исламистов в рядах ССА

Узость социальной базы для революции в Сирии привела к маргинализации протестного движения еще в 2011 году. Структура сирийского общества, существование этноконфессионального разделения труда с преимущественно светским характером общества привели к тому, что социальной базой для революции стали в основном суннитские жители пригородов. Это предопределило закономерную исламизацию протеста и переход светской оппозиции в лагерь правительства, равно как и этноконфессиональных меньшинств.

Вмешательство внешних игроков во внутреннюю политику Сирии и приток иностранных добровольцев и наемников довершили дело.

С марксистской точки зрения, данные события не могут быть названы революционными, так как теоретическая победа таких «революционеров» ведет к архаизации общества и, весьма вероятно, к развалу страны на этноконфессиональные анклавы. То есть примерно к такой же картине, что сложилась в Ливии. Нельзя называть это движение и контрреволюцией, так как не было никакого революционного движения вперед. Скорее, на текущий момент мы имеем дело с конфликтом никарагуанского типа.

Противоречия между аморфной политической повесткой внешней оппозиции, сходящейся только в требовании ухода президента Башара Асада, и исламистским салафитским контингентом боевиков в ССА привели к формированию новых центров силы.

Итогом этого процесса стало образование новой структуры, известной под названием «Исламский Фронт», 22 ноября 2013 года. Сюда вошли 7 наиболее крупных объединений исламистов. 3 из них с 2012 года входили в промежуточную структуру «Сирийский Фронт Исламского Освобождения» (СФИО), ныне не существующую. Примечательно, что эти бывшие члены СФИО параллельно числятся в ССА и официально получают снабжение и поддержку со стороны внешних игроков, таких как Турция, Саудовская Аравия, Франция и другие. Начнем с этих организаций.

«Лива ат Таухид» («Бригада Единобожия»)

Сформирована в рамках ССА в июне-июле 2012 года из трех мелких исламистских групп в составе ССА при активном участии Катара. Необходимостью формирования послужило начинающееся наступление боевиков на Алеппо, бои за который идут и сегодня.

На текущий момент «Лива ат Таухид» понесла серьезные потери в боях с правительственными войсками и другими группировками исламистов, но сохраняет влияние в провинции Алеппо. Текущий, уже пятый, лидер группировки Абдельазиз Саламе связан с «Ихван Муслимин», и первоначальный костяк группировки также составляли бывшие ихванисты. В 2013-м году Саламе был ранен и вполне открыто и легально лечился в турецком госпитале.

«Суккур аль Шам» («Соколы Шама», «Соколы Леванта»)

Данная организация интересна тем, что возникла в 2011 году, то есть с самого начала конфликта, и может послужить прекрасным примером политической эволюции сирийских повстанцев. Она сформировалась из перебежчиков со стороны Сирийской Арабской Армии и многочисленных гражданских активистов, как гласит официальная версия. Основатель организации Абу Хуссеин аль Диик был салафитом. Сменивший его Ахмед абу Исса также исламист. Исламистский компонент этой структуры был силен с самого начала.

С июля 2012 года группировка начала применять в боях террористов-смертников. Мощь группировки росла за счет присоединения более мелких организаций и притока исламистов-гастролеров со всего арабского Востока. Так был утерян изначально светский характер группировки, а затем и сирийский. Позднее группировка вошла в СФИО, но отдельные ее подразделения числились на балансе ССА и получали снабжение.

К середине 2013 года группировка была основным противником правительственных войск в провинциях Алеппо и Идлиб. Это был наивысший успех исламистов Сирии. «Соколы» втянулись в передел сфер влияния и бои за добычу с остальными исламистскими организациями, что ослабило их. Затем из Ирака в Сирию пришли отряды ИГИЛ. Восток страны (кроме крупных городов) как наименее стратегически важная пустынная часть Сирии был оставлен правительственными войсками. Он контролировался конгломератом различных исламистских структур в составе ССА. Многие из них просто перешли на сторону ИГ без особого сопротивления. Однако в провинциях Алеппо и Идлиб уже вовсю хозяйничали «Соколы», что предопределило конфронтацию.

Финальным ударом для организации стал раскол. В феврале 2014 года от «Суккур аш Шам» откололся солидный отряд примерно в 1000 человек с бронетехникой, включая танки. Отряд принял название «Армия Шама». Раскол обосновывался нежеланием воевать с ИГИЛ и завершился переходом большей части отряда на сторону последней.

Положение «Соколов» стало совсем плачевным и остатки организации примкнули к «Ахрар аш Шам» 22 марта 2015 года, наиболее сильной организации в провинции Идлиб на данный момент.


«Джейш аль Ислам» («Армия Ислама»)

Также создана в 2011 году и первоначально называлась «Лива аль Ислам» («Бригада Ислама»). Данная организация действует преимущественно на юге страны в провинции Дамаск и контролирует большую часть оазиса Восточная Гута, то есть восточные пригороды Дамаска. Ряд сирийских источников считает, что группировка активна в провинциях Дераа и Сувейда.

Основана салафитским шейхом Захраном Аллюшем. Его биография весьма интересна. Родился в 1971 году в городке Дума, в семье салафитского богослова, осевшего в Саудовской Аравии во время преследования исламистов в Сирии. Корни семьи палестинские. Сам Аллюш получил юридическое образование в университете Дамаска в области юриспруденции. Особым увлечением было шариатское право. По неясным причинам доучивался он уже в Исламском университете Медины (Саудовская Аравия). В 2009 году был арестован за проповедь салафитской версии ислама как экстремистской, а также за хранение оружия. Попал под президентскую амнистию в 2011 году и был выпущен из тюрьмы и создал клуб последователей, названный «Батальоном ислама».

Постепенно группа подчинила соседствующие группировки и переименовалась в бригаду. Популярности в среде исламистов ей добавил весьма удачный теракт 18 июля 2012 года против министерства обороны Сирии, детали которого во многом неясны. Результатом теракта стала гибель четырех высокопоставленных офицеров: министра обороны Дауда Раджиха (православный), его заместителя генерала Асефа Шавката (алавит), помощника вице-президента Хасан Туркмани (туркоман), главы службы национальной безопасности партии Баас Хишам Ихтияр (суннит). Этноконфессиональный состав погибших опровергает миф об исключительной власти общины алавитов в Сирии.

После данной операции множество повстанческих групп примкнули к организации, и 29 сентября 2013 года было объявлено о создании «Джейш аль Ислам». Данная структура является просаудитской, о чем могут косвенно свидетельствовать периодические визиты Аллюша в данную страну. Так как лидер армии ислама — лицо публичное, множество его заявлений попадают в прессу. Так, например, Аллюш обвинил общины шиитов-имамитов и алавитов в том, что они латентные зороастрийцы, то есть язычники. И на основании салафитских доктринерских установок неоднократно призывал к джихаду против этноконфессиональных меньшинств, что подкрепляется ежедневными минометными обстрелами христианских кварталов Дамаска со стороны восточных пригородов. Также вместе с «Фронтом аль Нусра» группировка несет ответственность за этнические чистки меньшинств в городе Адра провинции Дамаск, в ходе которых, по правительственным источникам, погибло более 100 алавитов, христиан, друзов и шиитов.

В апреле 2015 Захран Аллюш приезжал в Стамбул на собрание оппозиционных исламистских группировок, чтобы обсудить проблему снятия блокады с Восточной Гуты, что также может служить очередной иллюстрацией вынужденного сближения тактических позиций Саудовской Аравии и Турции в деле координации действий групп боевиков, за которыми стоит США.

По неподтвержденным данным, 25 сентября 2015 года Аллюш погиб в результате авианалета правительственных войск на штаб квартиру «Исламского Фронта» в г. Дума.

Стоит отметить, что вышеперечисленные организации считаются частями ССА и официально поддерживаются или поддерживались в прошлом рядом государств, включая Францию и США.



«Ахрар аш Шам аль Ислами» («Исламское Движение Свободных Людей Шама»)

Сформирована салафитскими политическими заключенными в конце 2011 года. Изначально именно в этой группировке наблюдалось большое количество ливийцев и египтян. В конце 2013 года ее можно было назвать сильнейшей группировкой сирийской оппозиции. Действует преимущественно на севере и центре Сирии в провинциях Алеппо, Идлиб, Хомс и Хама. А с 2015 года еще и в провинциях Латакия и Дамаск. Очень организованная и законспирированная структура. Основана салафитом Хасаном Аббудом, который погиб вместе с большинством командиров организации 9 сентября 2014 года в провинции Идлиб во время взрыва, причина которого неизвестна. Нынешний лидер – Абу Яхья аль Хамави.

Первоначально организация пользовалась финансовой поддержкой Катара, от которой последний отказался под давлением США. Причиной такого шага стало стремление Белого Дома реорганизовать повстанцев севера страны вокруг нового координационного центра в Турции. Официальная причина – неспособность противостоять наступлению ИГИЛ.

Сирийские источники считают, что наступление боевиков в провинции Алеппо, Идлиб и Латакия июня-сентября 2015 года — прямое следствие данной инициативы.

Урон, который понесла «Ахрар аш Шам», лишившись руководства и денег Катара, ослабил ее позиции на переговорах в Турции. Однако на сегодня это одна из самых опасных для правительства вооруженных групп, так как угрожает стратегически важным районам севера Сирии. Отряды «Ахрар аш Шам» угрожают важным пунктам на стыке провинций Хама, Идлиб и Латакия. Это может позволить им растянуть группировку войск САА и лишить правительственные войска подвижности.

«Ахрар аш Шам» интересна и тем, что в ее состав входит «Курдский Исламский Фронт» – немногочисленная группа курдских исламистов, которые будучи независимыми были инициаторами создания «Исламского Фронта».

«Джейш аль Мухаджирин валь Ансар» («Армия Мухаджиров и поддерживающих»)

Также известная, как «Ансар аль Шам», эта группировка состояла с самого начала из иностранных добровольцев и наемников, преимущественно выходцев из бывшего СССР, хотя в ней замечены и сирийские туркоманы. Первые упоминания о ней встречаются с лета 2012 года. Ее создал чеченец грузинского происхождения Тархан Теймуразович Батриашвилли, более известный как Омар аль Шишани. Любопытно, что он был участником грузино-российского конфликта августа 2008 года, а прежде и второй чеченской войны.

В группу стали стекаться многочисленные ветераны джихада, в том числе участники войн в Афганистане, Боснии, Чечне, Таджикистане и т. д. Изначально организация действовала в провинции Алеппо. С приходом ИГИЛ раскололась. Сам Шишани со своим отрядом примкнул к ИГ, а другая часть вошла в состав «Джебхат ан Нусра» и на текущий момент действует в провинции Латакия.

«Лива аль Хакк» («Бригада Правды»)

Некогда большая группа исламистов, контролировавшая части провинций Хомс и Идлиб. В ходе прошлогоднего апрельско-майского контрнаступления правительственных войск разбита и дезорганизована. Ныне представлена разрозненными отрядами. Не представляет интереса, так как ничем не отличается от многочисленных групп исламистов, но не упомянуть ее нельзя, так как в 2013-м году она выступила одним из инициаторов создания «Исламского Фронта». Один из полевых командиров Абу Абдулла Тафтаназ отметился призывом «убивать русских, как свиней», прокомментировав таким образом поддержку Россией сирийского правительства.

Другие крупные формирования исламистов

Помимо вышеупомянутых крупных организаций, особняком стоят «Джебхат ан Нусра» и палестинский «Хамас».



«Джебхат ан Нусра ли Ахли аш Шам» («Фронт Помощи Народу Шама»)

Является филиалом «Аль Каиды» в Сирии и официально не пользуется поддержкой ни одной страны. Однако сирийские источники обвиняют в помощи Турцию и Саудовскую Аравию, а также опосредованно Израиль (из-за нескольких инцидентов, когда израильская авиация своими действиями помогала отдельным группам боевиков, и по наличию образцов израильского вооружения, изъятого в ходе боев с отрядами «Фронта» в провинции Кунейтра).

В любом случае «Фронт ан Нусра» кооперируется с другими отрядами оппозиции, а в некоторых районах еще и с отрядами ИГИЛ (лагерь Ярмук и район Каламун на ливанской границе).

Данный филиал «Аль Каиды» начал создаваться в 2011 году теми же людьми, что создадут потом и ИГИЛ. Немногое известно о его лидере Абу Мухаммеде аль Джулани. Сирийские источники и ряд западных считают, что сирийский филиал был создан эмиссарами «Аль Каиды» из Ирака и примкнувшими к ним местными салафитами, попавшими под амнистию 2011 года.

До декабря 2012 года «Фронт Аль Нусра» действовал вместе с другими повстанцами в рамках ССА, пока США не причислили организацию к списку террористических, признав ее связи с «Аль Каидой».

В апреле 2013 года произошел раскол в самой «Аль Каиде». Глава иракского филиала провозгласил себя Халифом Абу Бакром Аль Багдади и призвал «Фронт Аль Нусра» присоединиться к «Исламскому государству Ирака и Леванта». Сирийский филиал остался верен своей материнской организации и вступил с ИГИЛ в вооруженную борьбу, которая закончилась уничтожением или переходом на сторону ИГ подразделений Нусры в провинции Дейр аз Зор и Хасаке.

На текущий момент организация наравне с «Ахрар аш Шам» считается самой мощной из джихадистских группировок в Сирии. Активно сотрудничает с другими организациями сирийских повстанцев, а в некоторых районах и с ИГИЛ (в Ливане в частности). Деятельность фронта охватывает провинции Кунейтра, Дераа, Сувейда, Хомс, Хама, Латакия, Алеппо и Идлиб.



«Хамас»

История взаимоотношений Сирии и «Хамаса» довольно занимательна. Первоначально эта палестинская организация, контролирующая Сектор Газа, пользовалась дипломатической поддержкой Сирии и Ирана. Однако с началом «арабской весны», приходом к власти «Ихван Муслимин» в Египте и активизацией турецкой ближневосточной политики «Хамас» радикально сменил внешнеполитические ориентиры. Были возобновлены связи с египетскими ихванистами и Катаром, а роль Ирана и Сирии в части дипломатической поддержки перехватила Турция. Причем произошло это в феврале 2012 года. Официально представители «Хамас» заявляли, что организация не принимает участие в сирийском конфликте, однако множество ее рядовых членов примкнули к ряду исламистских организаций и активно участвуют в войне. Более того, именно палестинские инженеры были первыми, кто начал туннельную войну в Дамаске и его пригородах.

Дальнейшие внешнеполитические изменения в регионе поставили единство организации под вопрос. Турция столкнулась с курдской проблемой и мощным оппозиционным движением внутри страны и не может оказывать эффективную поддержку. Египетские ихванисты утратили власть и новое правительство военных не заинтересовано в сотрудничестве со скомпрометировавшей себя организацией. В то же время «Джейш аль Ислам» и ИГИЛ преследуют членов организации в Сирии, а в самом Секторе Газа появились группы салафитов, и давние конкуренты «Хамаса» в лице «Палестинского Исламского Джихада» могут примкнуть к ИГИЛ, если ИГИЛ продемонстрирует успехи в войне. При том что традиционный враждебный сосед в лице Израиля не делает различий и атакует «Хамас» в ответ на любой обстрел из Сектора Газа, возлагая на них ответственность за все происшествия.

На текущий момент можно говорить о двух группах внутри организации. Первую возглавляет глава Политбюро Халед Машаль, чья группа и продавила смену курса. Вторую – Исмаил Хания, призывающий сосредоточиться на проблемах Сектора Газа и придерживаться строгого нейтралитета в ближневосточных вопросах, так как участие в них не привело к решению старых проблем и только ухудшило положение.

«Хамас» может столкнуться с дальнейшей радикализацией своих членов, ведь сама структура не является салафитской.

На этом список можно закончить, так как в нем были перечислены основные крупные организации, принимающие участие в сирийском конфликте на стороне оппозиции. Но до сих пор существенную массу составляют мелкие группы, из которых довольно давно пытаются выстроить цельную структуру под вывеской Свободной Сирийской Армии. Это «Армия Моджахедов», «Легион Шама», «Джейш аль Сунна», «Джбхат ансар аль Дин» и многие другие, им подобные.

Хочется закончить на оптимистичной ноте, большинство организаций с длинными пафосными названиями все же представляют собой небольшие группы в 5-10 человек, которые выкладывают в сеть размытые видео с «боевыми операциями», где невозможно разобрать ни место действия, ни цели, по которым стреляют на кадрах. Впрочем иные журналисты не пренебрегают и такими сомнительными свидетельствами в составлении своих материалов.