По-читательское 2
572212
547
Таша
"Три года без любви...
Оплакивали стены
Убогий мой уют,
похожий на беду.
Но ясно мне теперь,
какие хризантемы,
О Господи,
растут в Твоем саду.

Их трудно не узнать.
Их из небесной чащи
(Под курткой схоронив,
роняя на ходу)
Тот для меня украл –
насмешливый, летящий,
С кем, видимо, теперь
я в рай не попаду.

Ну, пусть хоть на земле,
При нем горят зарницы,
Судьба меняет ход
и рушатся дела.
А как свежи цветы!
И солнце сквозь ресницы...
Три года – без него!
Ну как же я могла!"
Анна Гедымин
Ech_Aleks
И еще немного её же -

"Бестолковую, несуразную
Отдаю тебе жизнь свою.
Ни над кем победу не праздную –
Вся зареванная стою.

Быть тебе мишенью для мщения
И, конечно, не смыть вины –
Бесполезно искать прощения
У детей твоих и жены.

И с друзьями прочными нитями
Ты не связан с этого дня...
Вот какой подарок сомнительный
Принимаешь ты от меня.

Будут слухи гулкими, черными,
Непривычной, бездонной тишь...
Так чему ты рад, обреченный мой?
Так за что ты благодаришь?.."
Таша
Газетные заголовки

За несколько часов до своей смерти Диана была ещё жива.

Летающие жучки – это такие жучки с крыльями, которые летают.

Федералы совершили облаву на магазин оружия и нашли там оружие.

Вопрос о марихуане послан на рассмотрение плановой комиссии.

Бездомные пережили зиму. Как быть теперь?

Жертвы убийств редко дают показания в полиции.

Перестрелка в морге оставила после себя 17 мёртвых тел.

Чем больше коровьей мочи – тем сочнее лимоны.

У рабочего сильно разболелась нога после того, как на его голову упал 800-фунтовый шар.

Мосты помогают людям перебираться через реки.

Город не совсем понимает, почему от канализации пахнет.

Исследование показало: чем чаще секс – тем выше шансы забеременеть.

Встреча по организации открытых встреч проходит в закрытом режиме.

Обвиняемому в убийстве адвоката назначили нового адвоката.

При сносе гробницы найдены человеческие кости.

Больницы вынуждены брать на работу врачей. Как говорит администрация, нехватка психологов толкает на крайние меры.

Родители держат детей дома в знак протеста против закрытия школы.

Митинг против безразличия мало кого привлёк.

Полное солнечное затмение будет передаваться в прямом эфире по общественному радио Northwoods.

От чудотворного лекарства погиб уже пятый пациент.

© Отсюда
Таша
Про Перельмана

Он доказал, что Бог не существует. Перельман высчитал, что Бога нет.

А Боженька чешет в бороде и рассуждает сам с собой:

— Н-да, пропорции перепутал, ума дал, рассудка — маловато… Ну что, дать ему мильен, что ли…

В Нобелевский комитет звонить надо!..

Архангел говорит:

— Та не, они математикам не дают!

— Чего это?

— А он у него жену увел.

— Кто?

— Да математик один, у Нобеля.

— А-а-а… А куда про математиков звонить надо?

— В Америку… Вот телефон…

Боженька:

— Але?! Америка?! Институт Клэя?! С вами по поводу Перельмана говорит…

А из института:

— Слава тебе Госсподи…

А Боженька:

— Та лааадно… Я относительно Перельмана тут одного…

А потом американцы звонят Перельману: мол, ради Бога, мы вас просим. А Перельман говорит: не хочу я ваш поганый мильен, и Бога нет. А из института этого ему: тогда сами звоните туда и капризничайте… И Перельман говорит: «Ну лааадно». Звонит в приемную к Боженьке… А тот так устал, так устал… Говорит секретарю-архангелу своему: «Устал сегодня, если будут звонить, меня нет».

Ну секретарь, бойко молотя по клавиатуре компьютера, Нагорную проповедь начисто набирая, трубку снимает. А там, робко так:

— Але… Это Перельман… Сам у себя?

А секретарь, как ему велено:

— Бога нет!

А Перельман окрепшим голосом:

— Ну вот! А я что говорил!

Битлз

Шла-шла и встретила двух майских жуков. Они меня тоже увидели, верней, не всю меня — мои туфли.

И один, который посообразительней, другому говорит:

— Атас. Шифруемся. Типа мы — дохлые.

А второй мечется в панике туда-сюда, кричит в ответ:

— Ааааа! Иииии! А вдруг наступит! Наступит! Раздавит! Бежииим!

А первый:

— Догонит! Вишь, как гребет! Выхода нет. Лежим! Не палимся!

Лежат, дыхание затаили, глазки зажмурили, лапки поджали.

Я их подвигала носком туфли. Взяла, посадила себе на ладонь, разглядываю. Потрогала одному животик. Он пискнул от страха еле слышно. Второй шипит:

— Заткниииииссссь…

Пересадила их под куст, чтоб никто не наступил.

Ох они и напились потом. Как свиньи! Еще бы. Кто бы не напился. Такое пережить. Напились, а потом песни пели: «Йестердэээээй… Ол май траблз симз со фааааар эвэээээй…»

©Марианна ГончароваЗемлетрясение в отдельно взятом дворе
ЕленочкаП
Марианна Гончарова: мои кошки способны читать мысли

Марианна Гончарова - журналист, педагог, переводчик, режиссер молодежного театра. Золотой лауреат конкурсов Живого Журнала (LiveJournal) "Профессионалы-2009" и "Лучшие блоги-2009".

Гончарова известна своей любовью к животным. Да такой сильной, что ради братьев меньших ей пришлось переехать жить за город.

- Марианна, мне известно, что именно из-за любви к домашним животным вам пришлось покинуть город и перейти на "коттеджный" образ жизни.

- Да, я очень люблю животных. Братья меньшие всегда жили в нашей семье в большом количестве. Сейчас у нас есть западносибирская лайка Амур, кролик Петрович и две кошки - кошка Скрябин и ее приемная дочь Розовое Ухо.

Амур выбрал нас сам. Мы с дочкой приехали в питомник выбирать хаски в подарок Лине к шестнадцатилетию, рассматривали щенков, слушали объяснения заводчика, а в это время, совершая долгий путь мимо вольеров с грозными собаками, по пересеченной местности к нам упорно, бойко и смело ковылял, нет, продирался щенок западносибирской лайки. Он шел выбирать себе хозяйку, нетерпеливо приветливо потявкивая. Он добрался, задрал башку и рухнул Лине на ногу. И так сидел, иногда вежливо трогая Линкин башмак своей многообещающей лапой и с надеждой поглядывая вверх, Линке в лицо. Скоро Амуру два года.

Кошка Скрябин выпала мне в руки из грозди котят, которых вынесли мне посмотреть. Она выворачивалась из рук хозяина, царапалась и наконец шлепнулась мне в ладони. Петровича я подарила дочери, когда она болела лакунарной ангиной. Пошла купить фруктов и вернулась с маленьким, с кулачок, кроликом. Лина сразу пошла на поправку.

Розовое Ухо мы нашли слепенькую, умирающую у нас под машиной. Выбора не было, взяли и стали выхаживать, а кошка Скрябин на третий день пребывания Розового Уха в нашем доме смирилась, перестала шипеть и сначала вылизала малышку, а потом... стала кормить. Мы все были поражены - у девицы Скрябин появилось молоко. Давайте сегодня я вам расскажу о кошке Скрябин. Она - уникальная личность, которая вызывает и уважение, и восхищение.

- Подождите, а почему Скрябин - кошка, а не кот?

- Потому что это действительно... кошка. Дело в том, что она была объявлена прежним хозяином котом, и мы дали ему имя Скрябин. Не могу объяснить, почему именно Скрябин, а не Рахманинов или Бетховен, например. Но если бы вы посмотрели в умилительную, но суровую мордочку котенка и послушали, как он мурлыкал, вы бы поняли, что он - чистый Скрябин. Без вариаций. Потом котик Скрябин оказался кошкой, но так и остался Скрябин...

- Какой у вашего Скрябина характер, какие повадки?

- Это очень чуткая, интеллигентная, чистоплотная и загадочная особа. Однажды мы застали ее неподвижно сидящей напротив зеркала на случайно оставленном там стуле. Скрябин не сводила глаз со своего отражения. Она не мурлыкала и не рычала, как когда видела в окне чужих котов и кошек, она не трогала отражение лапкой, а просто смотрела, иногда шевеля ушами и чуть-чуть наклоняя голову то вправо, то влево. И была поглощена этим до кисточек на ушах. Мы, конечно, сильно удивились. Это было совсем не про нашу кошку: она ведь, если не спала, все время была занята какими-то серьезными делами. Играла с мышкой, шуршала чем попало, ела, скребла в своем лотке, царапала обои, бежала по любому звуку смотреть, а что это там происходит и почему без нее, а тут вдруг такая подозрительная неподвижность. И до меня дошло - умница Скряба как-то поняла, что это отражение. Она делала дело. Она сидела, любуясь собой: она о-т-р-а-ж-а-л-а-с-ь.

- Какие между вами и кошкой установились отношения?

- У Скрябин ко всем разное отношение. Моя мама полностью в ее власти, это ее слуга, рабыня. Остальных она терпит. Наверное, считает нас своей челядью неразумной и бестолковой. У нас же к ней нет никаких претензий: аккуратная, деликатная и очень чуткая. И в отличие от своей приемной дочери Розового Уха, коротко РУ, Скрябин не ворует. А вот РУ, увы, подворовывает. И ест из кулачка. Берет в лапу и оттуда откусывает, чтобы не отняли. Обе кошки невероятно любопытны. Мы только успеваем вытряхивать их из сумок, пакетов, чемоданчиков или портфелей гостей или разных мастеров, сантехников, электриков. Недавно РУ чуть не уехала со мной в другой город. Вернули домой уже из машины, вовремя заметили, что сумка подозрительно шевелится.

Со Скрябой у нас полное взаимопонимание. Кажется, она может понимать не только слова, сказанные вслух, но и читать мысли. Однажды мама дежурила у папиной постели, сердце побаливало, и она подумала: вот сейчас бы конфетку. От конфетки, бывает, сердце перестает болеть. Но встать - разбудить папу, пойти в другую комнату искать в шкафу - разбудить меня... Так она сидела и размышляла. А Скряба нехотя, как будто ее насильно подняли, спрыгнула с маминых колен, потянулась кряхтя, мол, покоя нет в этом доме, легко взлетела на книжный шкаф, что-то оттуда сбросила к маминым ногам, не глядя, опять взобралась к маме на колени, свернулась в клубок и уютно засопела. Мама наклонилась поднять сброшенное - это была карамелька.

Мы потом долго вспоминали, как она туда попала, и предположили, что это мы сами стихийно прятали конфеты куда попало от маленького Андрея, потому что в новогодний вечер он и так ел слишком много сладкого. Но как это помнила наша кошка?

- Удивительная кошка. Наверное, ее незаурядность проявляется и во многом другом. Не так ли?

- Да, например, наши кошки очень любят кино про кошек. Поэтому мне частенько приходится уступать им свой компьютер. Они бегут по первому звуку, быстро усаживаются у ноутбука, такие чопорные, как две английские леди, переглядываются, а иногда оборачиваются через плечо на меня, мол, тебе-то что здесь надо, это кино не для тебя. У них куча всяких игрушек - мышек, бубенчиков, мячиков, но интересней всего им играть с водой в ванной или с украденной заколкой для волос. У Скрябин есть фетровый краб на удочке - это ее ребенок. Она носит его в зубах, укладывает спать рядом с собой и РУ, носит его на кухню кормить и высаживает в лоток. Иногда можно увидеть, как по коридору церемонно проплывает колонна: впереди мама с чашкой чаю, за нею Скрябин в зубах несет краба, а удочка тянется следом, в хвосте тащится кошка РУ, она держит в зубах чей-то носок, который украла с сушилки. Носки она тоже ворует регулярно.

- Просто спектакль какой-то получается. Думаю, можно было бы кошек к каким-нибудь командам приучить, устраивать настоящее шоу. Не пробовали?

- Кошка Скрябин недавно стала рукопожатной - научилась подавать лапу.

- Привет! - фамильярно рявкаем мы кошке в лицо. Кошка царственно выбрасывает правую лапу. Я беру ее лапу в свою руку, кошка С. сжимает лапу в тугой ладный кулачок, пряча когти. Однажды был ливень, мы все сидели в гостиной, каждый занимался своим делом, а кошка С. сладко спала. Забежал доктор Мамедов.

- Привет! - крикнул он из прихожей. Кошка С., практически не просыпаясь, приоткрыв сонные вежды, грациозно привстала с дивана, протянула в пространство лапу и мгновенно бухнулась обратно - спать. Бедный доктор очень обиделся, услышав в ответ на свое приветствие наш беспардонный громогласный смех.

- А какой-либо урон дому (разбитые вазы, опрокинутые цветочные горшки и т. д.) ваши кошки наносят?

- Мы закаленные. Подранные объемные обои мы поменяли на обычные, в углах прибили когтеточки, а в комнату - зимний сад - кошкам закрыли ход. Конечно, если они вдруг туда просачиваются (шкодлива РУ, Скрябин только неодобрительно наблюдает этот разбой), нам приходится делать большую уборку, а иногда и пересаживать цветы. Но мы, как я уже сказала, закаленные. И потом, мы ведь очень любим этих жуликоватых, шелковистых, хвостатых с теплыми ушами. Поэтому не сетуем.

- Но не только урон наносят питомцы. Наверняка имеется и масса любопытных и смешных историй, с ними связанных. Вспомните какую-нибудь...

- Как я уже говорила, кошка Скрябин ужасно ревнива. Во дворе маминого дома тоже живут кошки. Мы их кормим и лечим. Каждое утро я прихожу к маме во двор обрабатывать глаз кота Горацио. Он - Горацио Нельсон, толстый, красивый, цвета осенних листьев котик, в боях то ли за территорию, то ли за прекрасную даму потерял глаз, за что и был наречен мамой именем великого адмирала. Мама имела на Горацио далекие виды, и когда Скрябин впала в... эээ... в романтический экстаз, Нельсон был приглашен к ней на рандеву в сухое и теплое помещение подвала. Скрябин была оскорблена, возмущена, и потенциальный отец наших будущих котят чуть не потерял второй глаз. Мы потом поняли сами, когда деликатно заглянули Нельсону "в штаны". Котик был абсолютно лишен первичных половых признаков, бедолага.

Недавно кошка С. проникла на балкон и вдруг обомлела - под балконом на лужайке стояла ее, ЕЕ мама и кормила чужих котов. И этого! Одноглазого! Там вокруг мисок сидели и чинно питались коты и кошки, разных расцветок, размеров, но все благодарные, ласковые и уютно трескучие. Скряба перегнулась через перила, вывернула нижнюю челюсть и утробным басом, уголовной скороговорочкой стала громогласно, истерично поносить наших подопечных. Мы сбежались на балкон наблюдать сцену. Коты внизу удивились, даже побросали корм, расселись под балконом поудобней и, переглядываясь, водя ушами, стали с большим интересом наблюдать это кино для кошек и людей.

Она, всхлипывая и тяжело вздыхая, уснула у мамы на коленях. А потому что мама - это только ЕЕ, только ЕЕ человеческая женщина, и ничья больше.
Таша
Дьюла: — В Вашем возрасте только и вмешиваться в чужие дела. Тем более Вы на пенсии. А она даёт для этого все основания. Одна-единственная, а у Вас их, слава богу, пять. Ну что вы, тётя Тони, годы — они так изменяют человека. Моего отца они просто-напросто превратили во льва. У меня такое ощущение, что у него постоянно приоткрыта пасть. Чуть зазевался и можешь кое-чего не досчитаться. Наверно, когда я состарюсь, я тоже буду кидаться на людей, в особенности, на молодых.
Тётя Тони: — Возможно, я тоже начну, но пока не чувствую себя достаточно старой. Старым человек становится, когда ему в голову приходят мудрые мысли.
— А Вам разве не приходят?
— Нет. Пока ещё ни разу. Но жду. ©
Таша
Однажды собрались на короткий вечерний кадр снять верховую проскачку Ярмольника по мощеной дороге. Ну, ясное дело, все не так просто: и двух дерущихся в луже донов нужно разглядеть, мимо которых он скачет, и тени пробегающих воинов по стене на дальнем плане. Одним словом — не задалось. Скачет Лёня, скачет, камера снимает, а Герман все недоволен. Уже и солнце село, сумерки, запахло уходом в ночь, пошли расти раздражение и досада: хотели до вечера освободиться, а тут ночь уже, и она — долгая. В общем, стоим и злимся все, и сотня площадочных раций накаляется общим недовольством — выкрики и шипение. И тут в двадцать третьем дубле, когда и доны дрались как надо в грязной луже, и Румата проскакал — загляденье, почему-то не побежали эти тени в свете костров на дальнем плане. Их должен был художник Сережа Коковкин выпустить по моей команде. Команда была, а теней не было, и я ору ему в рацию:
— Сережа, твою мать, почему?!

И уже приготовился слушать нудные киношные оправдания, что, мол, рацию не услышал или эти чехи нерусские не поняли, что бежать пора.
Но Сережа не стал оправдываться, а спокойно и миролюбиво сказал:
— Лёша, прости меня, пожалуйста.

А он ведь и виноват не был, просто не срослось что-то в кадре — бывает. И знакомы мы уже давно — еще у Сокурова вместе работали, и это «прости» было не извинением, а чем-то большим — доброй дружеской шуткой, сразу тронувшей во мне что-то родное, свое, что не зависит от этих нервов, этих съемок и что так быстро забывается «по запарке» и от ложного жима ответственности. Когда Сережа говорил это «прости», он улыбался.
И я улыбнулся в ответ:
— И ты прости меня, друг!

Тут по рации чей-то голос:
— Ребята, это Никита, костюмер, — простите меня, пожалуйста!
— И нас, гримерный цех, тоже простите!
— Алло, это Юдин, реквизитор, — простите меня все.

И уже по-чешски неслись голоса, старательно выговаривавшие это самое хорошее слово.
— Promiňte…
— Простите…
— Простите…

И вдруг нервный голос Светланы Кармалиты:
— Алло, все! Это Кармалита, и я ни в чем не виновата, так что — простите уж!

Мы — многие — не видели друг друга: огромная площадка, кто где. Но у каждого была рация. И все в этот момент были вместе, и всем стало хорошо, очень-очень хорошо. И мне даже не передать, не рассказать, как это было хорошо — простите!
© Алексей Злобин. Герман — человек божий. Дневник ассистента по площадке (фрагменты книги). Искусство кино. № 6, июнь 2013.
Таша
© Алексей Злобин. Герман — человек божий. Дневник ассистента по площадке (фрагменты книги). Искусство кино. № 6, июнь 2013.
это же о съёмках фильма "Трудно быть богом". Кто-нибудь знает, когда фильм выйдет на экраны?
Cosa_in_se
Гугл знает всё.:улыб:Премьера в России 13 февраля 2014г.
Таша
Нехорошо, говорят, смеяться над больным человеком.
Но, я думаю, над литературным героем – можно.
Уверен, что описанный персонаж, хотя и имеет своего прототипа, совпадает с ним не вполне.

блог добрых психиатров Дежурный Господь Александр Ефимович

Начало:

В последнее время психиатры часто сетуют — мол, измельчал бред, уж нет тех Наполеонов, Гитлеров... да что там, товарища Жукова днём с огнём не сыщешь. Так, мелочь, шушера — вроде внебрачного сына всего Газпрома или заместителя президента по связям с инопланетной общественностью. Что поделаешь — поизмельчал вождь харизмою и свершениями, а в дальние исторические дебри не всякий бред достанет. Но всё же бывают, бывают отдельные случаи, о которых потом помнят долго, хранят бережно и рассказывают с превеликим удовольствием. Золотой архив, так сказать.

Эту историю поведал мой друг и коллега, Владислав Юрьевич. Он в своё время ушёл работать психиатром на один очень крупный завод. Как-то раз (было это несколько лет назад) его вызвали в здравпункт прессового производства. У них там работал один слесарь, и у него периодически случались судорожные припадки — память о давней травме головы. Их приближение он чувствовал заранее и приходил к фельдшеру сделать инъекцию магнезии. Так вот, в этот раз, со слов фельдшера, ему не получшело, а постраннело. Как? Да очень просто: мужик сел, застыл в одной позе и уже четверть часа не двигается.
К моменту прибытия Владислава Юрьевича в здравпункт пациент так и сидел, уставившись в одну точку, и не горел желанием общаться. Доктор всеми способами пытался вывести его на разговор, только что с бубном шаманским вокруг не ходил — тщетно. Когда словарный запас, допустимый к употреблению в данной обстановке, уже практически иссяк, пациент вдруг откликнулся.
•Извините, доктор, я был занят.
•Чем же? - оживился Владислав Юрьевич.
•Я созерцал.
•Что, позвольте поинтересоваться?
•Людей. Народы, которые ходят по мне туда-сюда. Реки, которые текут по мне. Леса,, которые растут на мне.
•Шахты, карьеры, ядерные могильники?
•Не будем о наболевшем, доктор. Думаете, просто быть тектонической плитой?
•То есть вы...
•Да, да, это я и есть.
•Извините, что отвлекаю от континентального дрейфа, но — давно это у вас?
•Миллиарды лет, доктор. Точно уже не помню. Люди вот недавно завелись, вошкаются.
•Дустом не пробовали?
•Да ладно, они особо не мешают. Всё какое-никакое, а развлечение.
Фельдшер, всегда отличавшаяся предельно простым взглядом на вещи и прямо-таки искрящаяся своей непосредственностью и незамутнённостью, не выдержала. Она подошла к Владиславу Юрьевичу, наклонилась и театральным шёпотом спросила:
•Он что — дурак?
Нет, Ольга Ивановна, он просто наш пациент, - едва слышно ответил доктор. - Сходите за нарядом милиции и вызовите транспортировку до психбольницы, а я пока побеседую с человеком.
...
Таша
Таша, а что-нибудь новогодневолшебное в почитательском будет *смайлик молитвенно сложивший ручки*
180207
Мы так давно не дети, и луна
Лежит пятном на лаковом паркете.
И жизнь видна из темного окна.
И мы не дети.

Зима, зима, и скромные дары,
И золотые тонкие осколки,
И жизнь светла, как новые шары
На нашей елке.

Как золотые шкурки на снегу,
Как шкурки лис на мамином жакете,
Как звезд картон, как нежность на бегу,
Как - мы не дети.

Уткнуться лбом в желанное тепло,
В кафтан, пропахший пылью театральной,
И видеть жизнь в узорное стекло -
Большой и дальней.

Большой и теплой - с папиных колен,
Сияющей уже в мечтах о лете...
Мой новогодний сон, мой дом, мой плен,
Где мы - не дети,

Где ничего, любимый, никогда -
Под ватой свежевыпавшего снега...
И лишь твоя картонная звезда
Сияет с неба.

© Ольга Родионова
Таша
БАБУШКА. Егор, что ты попросишь у Деда Мороза на Новый Год?
ЕГОР (невозмутимо). Чтобы меня любила судьба. (Пауза). И женщины.
БАБУШКА. Егор, ты в уме? Какие ещё женщины?
ЕГОР (обстоятельно). Ты. Мама. Валерия Ивановна. Тётя Нина. Баба Наташа.
БАБУШКА (ревниво). Какая ещё баба Наташа?
ЕГОР. Алёнкина бабушка.
БАБУШКА. А сама Алёнка?
ЕГОР (снисходительно). Ладно, пусть и она тоже.
БАБУШКА. Ну, хорошо, с женщинами понятно. А судьба? Ты знаешь, что такое судьба?

Егор молчит и опасливо хмурится в пространство.

БАБУШКА (неуверенно). Знаешь, судьба – это ведь тоже такая тётенька…
ЕГОР (снисходительно). Баба-Лид, сама ты тётенька. К слову «судьба» проверочное слово – «суд».

Как они быстро мудреют, эти мелкие. Даже обидно.

© Сестра Нибенимеда
Таша
- Мама, можно у Деда Мороза два подарка попросить?
- Нет, Кисунечка, только один.
- Жаль, тогда еще один у тебя и один у папы :biggrin:


Всех с наступающим :superng:

И хотя мы уже не дети, всё равно, Новый год самый вошебный празник :dedsneg:
Таша
Бандитки
У нас с сестрой были две бонны. Мы чинно гуляли с ними поочередно в Пушкинском сквере и были воспитанными барышнями. Но однажды, внимательно глядя на нас за обедом, папа сказал маме: «У меня такое впечатление, что мы воспитываем наших двух сте-е-гв не как советских гражданок». Это была роковая фраза, потому что нас отослали в пионерский лагерь. У нас с Марианной было два чемодана – немецкие, из светлой кожи. Туда нам положили гамаши, рейтузы, боты, платья, фуфаечки… Я ничего не помню в этом лагере, кроме страшного чувства голода и странной неловкости, когда на линейке пели «взвейтесь кострами синие ночи, мы пионеры дети рабочих». Как было бы хорошо, думала я, если бы мой папа писал такие песни, вместо песен про каких-то балерин, клоунов, пахнувших псиной, рафинированных женщин… Вот написал бы эту, про детей рабочих, я была бы горда… Когда мы приехали обратно, у нас был один фибровый чемодан на двоих, и там было два предмета. Марианне принадлежала голубая застиранная майка, на которой было вышито «Коля К», а мне черные сатиновые шаровары с надписью «второй отряд». Мы ввалились в дом, шмыгая носом, ругаясь матом, а перед нами в шеренгу папа в праздничном костюме и бабочке, мама, две бонны, бабушка с пирогам. Не поздоровавшись, не поцеловавшись, мы сказали: «Ну че стоите? Как обосравшийся отряд! Жрать давайте". Потом прошли на кухню, открыли крышку кастрюли и руками съели полкастрюли котлет. Папа, как глава этого… отряда, тихо прошел в кабинет и стыдливо закрыл за собой дверь, долго не выходил, потом впустил туда маму и мы слышали мамины всхлипывания и папины строгие бормотания. Но было поздно. Советская власть вошла в нас с сестрой с полной неотвратимостью. Мы стали полными бандитками. И мы чесались. Бабушка обнаружила вшей. Нас замотали в керосиновые полотенца, но лагерные вши были на редкость живучи. Тогда нас обрили налысо и волосы сожгли. Вшей вывели, но мы остались неуправляемыми оторвами. Когда нам купили велосипед, мы на даче ездили, держась за борт грузовика, без рук. Когда папе об этом доложили, у него чуть не случился сердечный приступ. Нас невозможно было остановить. Так на нас подействовал лагерь.
В 1957 году папы не стало. Он умер в Ленинграде, после концерта в Доме ветеранов. Мы стали одинокими, очень тяжело переживали его смерть, и жизнь наша потекла по другому руслу.

«Ты же девочка!»
Как-то режиссер Птушко позвонил маме и сказал: "Лиля, у тебя две дочки – 15 и 16 лет, а я ищу актрису на роль Ассоль. Может, приведешь какую-нибудь из них на пробы?" Мама сказала: "Нет-нет, никаких проб, Александр не хотел, чтобы они были актрисами". Но Птушко уговорил. И мама повела меня. А я в 15 была очень спортивным подростком, носила треники, играла в баскетбольной команде и была коротко стрижена. Птушко, как только увидел меня, сказал «Ой, нет-нет-нет. Нет ли у тебя, Лиля, какой-нибудь другой дочери? Получше?» Мама сказала, есть, но та совсем плохая. Пока то да се, гримерша посмотрела на меня и с жалостью сказала: «Давай платьице наденем, ты же девочка. Волосики причешем». На меня надели светлое нежное платье, наклеили реснички и Птушко был изумлен. Меня утвердили. А поскольку я была не актриса, то решили дать мне учительницу, которая бы репетировала со мной роль. Это была Серафима Германовна Бирман, характерная актриса старого кинематографа. Огромного роста, со специфическим бирмановским голосом. Маленькие глазки-буравчики и седина, стриженая под горшок. И она показывала мне Ассоль. Повязав платок, став похожей на Бабу Ягу, она брала эмалированное ведро и приложив руку козырьком ко лбу, показывала мне встречу Ассоль с Греем. Огромная Серафима стояла и всматривалась – и меня всю колошматило. Наконец ее маленькие глазки вспыхивали сумасшедшим светом, она вскидывала руку и громко кричала зычным голосом: «Я здесь, Грэ-э-й!». И огромными прыжками бежала навстречу воображаемому Грею, громыхая ведром, срывая платок с головы, и тряся седыми волосами. И я, глядя на нее, понимала, что таких вершин мастерства никогда не достигну. Серафима была критична и неумолима. И лишь когда я уже сыграла Офелию, она позвонила маме и сказала: «Лиля, кажется, я могу вас обрадовать. Кажется, она не полная бэздарь».

© Интервью с Анастасией Вертинской. Полностью здесь.
Таша
Опять попался достойный текст с некоторой долей психиатрической тематики.
(ц)---------------------------

Я обожаю лифты. Лифт — уникальное достижение цивилизации, которое ежедневно сокращает ваш жизненный путь на много-много утомительных ступенек. Лифт человек посещает несколько раз в день. Но, в отличие от балконов, парадных, лестниц и палисадников, о лифте не написано ни одной песни, он не упоминается ни в одном стихотворении поэта или барда. Почему?
Вместе с тем именно лифт обладает уникальным мистическим воздействием на психику. Лифт — это храм телепортации. По данным психологов, самым распространенным среди всех фантастических сюжетов сна горожанина является сон, в котором он заходит в лифт, двери закрываются, и лифт начинает ехать, но не туда, не на те этажи, или вообще горизонтально. Или глубоко под землю. Или пробивает крышу здания и взлетает в небеса. Считается, что сама природа лифта — это шок для психики человека: вы входите в шкаф в одном месте, а выходите из шкафа совсем в другом. Как же так? Мозг в растерянности. Куда легче привыкнуть к путешествиям на поезде, в карете, на самолете, в машине или конном экипаже — здесь всегда можно выглянуть в окно и убедиться, что просто двигаешься по местности безо всякой мистики. Лифт — дело другое.
Я люблю лифт. Я люблю лифты старые — с дурацкими дверями, лифты обычные и грузовые, я обожаю прозрачные лифты новейших конструкций, какие ставят последнее время в новых торговых центрах — они взлетают над залом как площадка над пропастью.
И конечно я люблю свои оба лифта в подъезде моего дома — каждый по отдельности. Левый мне ближе физически. Правый — духовно. Например, в нем много лет назад у меня было незабываемое романтическое свидание, когда квартира была полна гостями, а нам с... впрочем, речь сегодня не об этом.
Я не понимаю, как можно в лифте гадить. …

---------------------------------------(/ц)
ОСКВЕРНИТЕЛИ ХРАМА ТЕЛЕПОРТАЦИИ
Таша
В уходящем году не стало Алексея Германа, великого режиссера и большого друга «Новой». Первый публичный показ его фильма «Трудно быть богом» состоялся на юбилее нашей газеты — 1 апреля 2013 года.

Это интервью было взято шесть лет назад. Мы решили дать его монологом: в случае с Германом журналист со своими вопросами неуместен. Как оператор в кадре. Задача и того и другого вовремя включить камеру или диктофон и не мешать. Ни Герману, ни читателям.


Подростком я связался с блатными. Они таскали в трамваях кошельки и носили за голенищем медицинские скальпели. Они водили меня в «Метрополь», я водил их домой, и папа говорил: «Какие у твоих друзей замечательные лица. Но почему они все ходят в высоких сапогах?»

В «Проверке на дорогах» под заминированным мостом проплывает баржа с советскими военнопленными. Их изображали зэки (основная статья — изнасилование). «Какие лица! — повторял вслед за папой Константин Симонов. — Какие лица!» Особенно ему нравился комбриг в центре. В жизни комбриг был барменом-валютчиком из гостиницы «Европейская». Симонов умер и не узнал, что это уголовники. Я не признался: он был советский человек, он бы меня проклял.

Но где еще я мог взять шестьсот мужчин в возрасте от 18 до 50, которые согласятся побриться наголо? И главное, ну-ка набери в гражданской массовке столько интересных лиц! А именно они — тот раствор, который делает картину, который может погрузить зрителя в правду. Артист сам по себе — никогда. Он — персонаж, вставленный в жизнь, он кого-то изображает. Жизнь в кино — это массовка. Но если артиста с ней соединить, попадаешь в плен мира, который существует по своим законам. И дальше зритель никуда не денется.

Что такое «Андрей Рублев»? Что там есть? Потрясающий Солоницын? Да ничего подобного. Просто Тарковский посадил его в мир, который сотворил, где хохочут, где плавают, где — «летююю», он слился с этим миром, и получилось потрясающее кино.

Если картина снимается семь лет, то четыре года из них я смотрю массовку. Все, что крупным зерном, все лица, которые попадают в камеру, утверждаются, одеваются, гримируются мной. До пуговиц, до соплей, до небритости. Тут же стоит фотограф и снимает. Общий план, крупный план. Нет, не то. В дерьме обвалял, шапку переодел — хлоп! — получилось. Иногда же гримируешь, гримируешь, одеваешь, одеваешь — и все впустую. «Мой друг Иван Лапшин» я хотел закончить так: улица, дождь, играет оркестр, мужчина что-то выговаривает девочке, она вырывает руку, идет, выводит нас на подъезд, в подъезде стоят люди и среди них мои молодые мама и папа. Они слушают дождь. Маму нашли, папу нашли. Курсанта милицейского училища. Похож необычайно. Одели, загримировали. Но камера наехала — и все выдала: стоит баран, тупой баран. Не нужен мне такой папа.

Показать спойлер
А вот сцена митинга на экскаваторном заводе в «Двадцати днях без войны» удалась, хотя там массовка — 5000 человек. Их согнали по звонку Рашидова на воскресенье, цех оцепили милицией, чтобы не сбежали, и они там писались. Мне было нужно, чтобы толпа стояла, не шелохнувшись. Добиться этого не получалось — кто-нибудь да мяукнет. Тогда мы повсюду развесили динамики, по моему сигналу из них без предупреждения рявкнуло: «Вставай, страна огромная…» — и все замерли. Получился совершенно застывший цех, который слушает Никулина.

Для этого эпизода мы скупали повсюду драные ватники. Проходили каждый шов: сначала напильником, потом — паяльником. В «Двадцати днях без войны» мы вообще ничего не шили. Симонов обратился к людям с просьбой приносить на студию старую одежду. И нам понесли — ботики, шубки, варежки, женские пальто, перешитые из немецких шинелей, в которых ходило полстраны. Артистам они очень помогали: в подлинных вещах труднее соврать.

Даже под подлинное радио труднее схалтурить. Я на «Мой друг Иван Лапшин» специальную ассистентку бросил на подбор исчезнувших мелодий. Вычислил, что они должны быть, ведь композиторов сажали. Нашли, но вытащить удалось чуть-чуть. Оказалось, что и по звуковой дорожке у нас цензурованная хроника: «На собрании присутствовал министр транспорта товарищ…», а дальше — «др…др…др…». У «врагов народа» стерты фамилии. Должности оставлены, лица оставлены. А фамилии по всей хронике — а это десятки километров пленки — стерты. Этот бугорок на пленке стереть можно только вручную. Монтажеры сидели и «цк…цк…цк». Тысячи фамилий.

А еще трудно соврать в подлинных декорациях, отыскать которые иногда стоит бешеных усилий. Например, поезд образца 1942 года в «Двадцати днях без войны». Перед началом съемок мы послали в Ташкент найти старые паровозы и вагоны замдиректора Веню Рымаря. Он прежде работал в рыбном магазине на Невском. Под угрозой увольнения ему было запрещено встречаться с любой местной властью и показывать кому бы то ни было сценарий. Но я не знал, что Симонов попросил первого секретаря ЦК Узбекистана Рашидова о всесторонней помощи, и Рашидов эту помощь пообещал.

Веня снял номер в гостинице, и его тут же стали осаждать разные номенклатурные боссы, например, председатель горисполкома г. Ташкента. Веня лег на дно, перебрался в какую-то хибарку, не отвечал ни на какие звонки. Мы, приехав, обнаружили Веню, счастливого тем, что его никто не нашел. Но и никаких паровозов найдено не было. Пришлось самому идти на поклон к Рашидову. На свое несчастье, я взял с собой Никулина, которому на все поезда было наплевать, а не наплевать было на комнату для какого-то клоуна, и он с порога про этого клоуна завел. Я надавил ему на ногу как на тормоз — заткнись со своим клоуном, у меня нет поезда, на котором ты поедешь, — и жалуюсь Рашидову, что нам дали состав, полный дерьма, без единого стекла, а берут, как за спальные вагоны. Тот снял трубку: «Министра железнодорожных путей. Рашидов говорит. Ты что же… табулды-табулды-оп-твою-табулды-табулды-на-хрен… уважаемые гости из Москвы… табулды-табулды, чтоб завтра же!.. Какие еще проблемы?»

И бараки в «Мой друг Иван Лапшин» настоящие. Все, кто в Лапшине играл, жили в этих бараках. В картине есть эпизод: на крыльце воровской хазы парень мнет бабе голую грудь. Мял он ее восемь часов. После съемки женщина ко мне подошла: «Товарищ режиссер, помогите. Что ж он, лапал меня лапал, а закончить отказывается». Подзываю парня. «Да ну ее, она старая». Баба стоит в стороне, не отходит, ждет. Капитан переговорил с солдатами из оцепления. Безрезультатно. Из группы тоже никто не соглашается. Вернулся, развел руками: сам бы это сделал, но при мне жена. «Ладно, понимаю. Дайте на бутылку портвейна». Дал.

Заброшенная деревня в «Проверке на дорогах» тоже настоящая. Мы искали ее по всей России. Считалось, что у нас полно брошенных деревень. На самом деле их не было. Потому что в ту же секунду такую деревню или разбирали на дрова, или для потехи сжигали. Нашли в Калининской губернии… Единственная улица, восемь изб, скрипят оторванные двери, лежат иконки на порогах. Я увидел и просто задохнулся.

Очень милая женщина из цеха комбинированных съемок предложила удлинить улицу до 20 домов. Подписали договор. Они сделали избы с крышами, снегом, величиной в два телевизора, повесили на веревках. Смотрим отснятый материал. Идет Ролан Быков по улице, что-то кричит, а сзади на веревках болтаются десять домов. И сколько я после работал с комбинаторами, столько они мне вешали дома на веревках. Я их боюсь и ненавижу. И стараюсь как-то справляться без них.

В «Хрусталев, машину!» есть эпизод на железнодорожной станции. И в нем все настоящее — и станция, и ее жители. Настоящее снимать всегда интересно, но и непросто: на той же станции шла такая пьянь! Раз в середину съемки въехал состав. Тепловоз высокий. Оттуда высунулся машинист, попытался помахать нам рукой и с трехметровой высоты навернулся вниз. Его подняли, засунули назад, окровавленная морда снова появилась в окне, заулыбалась, и это поехало дальше. Своих пьяных со съемочной площадки я гоню нещадно. Лишь однажды допустил и даже сам напоил.

Репетировали объяснение на пристани Миронова и Руслановой, и вдруг перед ней морячок в белом кителе начал танцевать танго тридцатых годов. Пьяный механик с судна. Пришел и танцует. Чудно, дивно, но дождь, снимать нельзя. Договорились, что завтра повторит. Утром механик сидит в своей каюте, составляет ведомости, хмурый, не подступись. Сниматься отказывается. Достаю водку, предлагаю выпить за знакомство, всаживаю в него всю бутылку — «Хрен с тобой, пошли танцевать».

А еще у меня кадры по сто метров, потому что, когда кино сшивают из маленьких кусочков, теряется иллюзия реальности, и людям из массовки надо эти сто метров прожить. Они готовы. Но очень боятся не запомнить последовательность действий. Жена одного станционного персонажа из «Хрусталев, машину!» жаловалась, что он из-за съемок супружеских обязанностей не выполняет, только ходит и твердит свою реплику: «Я вообще-то техник, но заведую водокачкой». При этом каждые съемки он мне говорил: «Я вообще-то техник, но работаю водокачкой». Я, естественно, орал: «Заведую, идиот, за-ве-ду-ю!» — он плакал и каялся. Но стоило включить камеру, и снова раздавалось: «Я вообще-то техник, но работаю водокачкой».

Или бабушка из той же картины, которая отсидела 20 лет и при виде энкавэдэшной формы по-прежнему обмирала. Таким я вставляю в ухо микрофончик без провода. Артист из массовки идет, а рядом на четвереньках ползет ассистент режиссера и командует: правей, левей, понюхал палец, почесался, остановись, гад. Иногда человека из массовки надо похвалить, иногда на него прицыкнуть, иногда напугать, иногда подкупить.

На роль серых офицеров в «Трудно быть богом» мне привели двух литовцев. Лица поразительные. Но ничего по-русски не понимают. Ни-че-го. Я им говорю: «Триста долларов в день. Может, вспомните русский язык? Но увижу, что в голове переводите, — катитесь». Через пять минут вернулись два Ломоносовых.

При этом массовка должна понимать, что они соучастники художественного процесса, наши друзья и братья. И не дай бог им кто-то хамит! На «Лапшине…» мне не спалось ночью, и я пошел по гостинице искать собеседника. Никого не нашел и от горя уснул в костюмерной в куче шмоток. Проснулся от скандала: «Что значит ветром? Что значит в Волгу? Полезайте и принесите!» Костюмерша орет на статиста, которого мы выдернули с конференции научных работников и упросили сняться. У него накануне сдуло шляпу. Пришел объясняться, а ему не возвращают паспорт. Я выпрыгиваю из тряпья. Перед одним извиняюсь, другую покрываю матом, слезы, рев, ее успокаивают, его успокаивают, все братаются, а я уползаю досыпать.
Показать спойлер

Хамить, материться и драться на съемках позволено только мне. Потому что снимать кино и быть не хамом нельзя. Вся массовка придет из актерского отдела «Ленфильма» плюс две дочки портнихи. Декорация будет сделана из дешевого шпунта, и в два раза меньше, чем надо. Пленка будет украинская. Артисты будут саботировать и капризничать.

Одному артисту перед командой «Мотор!» я давал оглушительную пощечину. У артиста были пустые глаза. А после пощечины пустыми глаза хотя бы первые несколько секунд точно не будут. В «Двадцати днях без войны» мы старались, чтобы исторических персонажей играли похожие на них люди.

Собственно, такой исторический персонаж в картине был один — первый секретарь ЦК Узбекистана Юсупов на заводском митинге. В ресторане в Фергане заметили певца. Похож. Сняли. Через два года вызываем этого лабуха на озвучку. И вдруг входит толстый узбек. Уже абсолютный секретарь обкома. Депутатский значок, значок «Отличник кинематографии», еще что-то, кейс сзади несет холуй. Баа! С тех пор снялся в тринадцати фильмах. Кого ж ты, дорогой, играл? Играл начальников: начальника партизанского отряда, начальника оборонного завода. Ну, молодец. Иди к микрофону, произноси свою речь. А мне требовалось, чтобы в конце голос дрогнул. И в нужный момент я схватил его за ширинку. Голос сразу стал осипшим.

Показать спойлер
Гурченко регулярно говорил гадости, чтобы думала о том, какая я сволочь, а не о зрителях на площадке. Ей нельзя думать о зрителях. Она начинает показывать. И она сыграла блестяще, но меня ненавидела. Даже организовала против меня бунт. Формальный предлог — дал поджопника капитану милиции, которого вообще следовало убить: мы пять часов ждали погоды, а когда разволокло, у него, видите ли, созрел бешбармак, и он, не предупредив, снял оцепление, и на нас с воплем «Никулин, Никулин!» ринулась громадная толпа. Съемочный день был сорван.

Когда капитан, покушав свой бешбармак, вернулся, я его сапогом и припечатал. Бунтовщики требовали, чтобы я извинился и изменился. А я уехал. День не снимаем, два не снимаем, на третий явились с повинной. «Ну что, довольны? Будем закрывать картину? Симонов вам этого не простит. Зато вас всегда будет уважать Людмила Марковна». Договорились — да, я деспот, да, я хам, но все претензии — после съемок.

Усмирять Ролана Быкова было проще. Что такое Ролик? Божественно талантливый артист и плут. Американские сигареты он уходил курить в кадр, где у него никто не стрельнет. В буфете выгребал из кармана жуткую мелочь и считал до тех пор, пока чье-то сердце не выдерживало. И стоило ему закапризничать — я натравливал на него своего директора Феликса Михайловича Эскина. Дальше было так: по коридору шел Эскин с тремя огромными бухгалтерскими книгами и счетами, за ним плелся Ролик. Эскин складывал, умножал, щелкал и объявлял сумму, которую Ролик должен вернуть. Потом среди ночи или ранним утром раздавался страшный стук в мою дверь. Я в трусах, за дверью Ролик: «Алексей, я столько всего про тебя плохого говорю! Я говорю, что ты идиот, буржуин, куль масла. И я задумался, а почему я так много плохого про тебя говорю? И я понял — это потому, что я тебя люблю. Можно я у тебя поживу?» Прошел в квартиру, прилипая носками к паркету, и лег спать.

В конце концов, и Люська Гурченко меня полюбила. Артисты не прощают поражения. А если успех, если победа — тебе простят всё. Простят и полюбят. А на следующей картине снова будут ненавидеть, а потом снова так же искренне любить.

Вообще мгновенный переход от любви к ненависти и обратно — наше национальное свойство. Классический, несчетное количество раз повторявшийся эпизод: ужинаем с Андреем Мироновым в вагоне-ресторане. За соседним столиком — шахтерская семья. Муж поднимается с бутылкой и стаканом: «Товарищ Миронов, разрешите познакомиться. Я — Иванов, супруга Галя и дочка Леночка. Леночка, поздоровайся с дорогим нашим артистом». Миронов встает, говорит, что очень благодарен, но, с вашего позволения, выпьет лимонаду за шахтеров, за жену Галю, за дочку Леночку, за подземный труд. Проходит полчаса: «Товарищ Миронов, я не понимаю, почему, товарищ Миронов, вы отказываетесь выпить с простым рабочим? Не уважаете?» И, наконец, финальное: «Жидовская морда, брезгуешь с русским человеком!..»

Таков наш народ. Такова наша жизнь. Такая у меня массовка. Другое дело, что же с этим народом веками делали: и пороли, и в солдаты на 25 лет забривали, и землю давали-отбирали, и сажали, и убивали. Генерал, начальник астраханской милиции, с удовольствием вспоминал, как в 1935 году они избавили город от бродяг: втыкали в скамейку на пристани иголки, острием наверх. Бродяга сойдет с парохода, они его на эти иголочки посадят, еще и машинного масла на ватник капнут, подожгут, он поорет, повырывается и больше в Астрахань ни ногой.

А тот капитан с бешбармаком после поджопника только дико меня зауважал.
Показать спойлер

Когда запретили «Двадцать дней без войны», меня вызвал секретарь горкома по идеологии Лопатников, бывший директор какого-то провинциального театра. Как всегда бывает в таких ситуациях, при закрытых дверях мы курили, почти дружили, и он мне объяснял, что в фильме все очень точно, атмосферу я очень точно передал, и артистка-истеричка очень похожа. Но если это образ советской артистки в кино, то такого быть не может. Военного журналиста Никулин сыграл замечательно. Но если это у меня образ советского писателя на экране — это никуда не годится. И когда я умру, про меня, грубияна и драчуна, снимут фильм, и это будет образ советского режиссера, и играть меня будет кто-то вроде Вячеслава Тихонова.

Мне на мой посмертный образ в чужом кино наплевать. У меня другие надежды и страхи.

...После войны папе дали квартиру на Мойке, возле Пушкинского дома, и он часто писал, что боится: вдруг войдет Александр Сергеевич и спросит: «А ты что тут делаешь? Пшел вон…»

Я папу понимаю. Каждую из своих картин я б с удовольствием снял заново.

© Алексей ГЕРМАН: Да, я хам, но все претензии — после съемок
Таша
Современный алкоголь превращает кого угодно во что попало. Верхний сосед, например, всякий раз становится мужиком. Он много экспериментирует и однажды непременно закончит тыквой. Тут главное не останавливаться и верить.
Обернувшись мужиком, он топает по квартире, всё роняет, говорит басом. Его баба принимается пищать, для контраста. Перерождение лягушки в женщину не требует затрат и ядов, но есть нюансы. Например, дверь в ванную. Если хлопнуть без экспрессии, целевая аудитория не заметит вашей грусти. Пока косяк не треснет, она не задумается о главном. Лишь когда, сбитая звуковой волной упадёт и взорвётся ваза, аудитория поднимет зад, придёт, начнёт скрестись, мурлыкать и называть заей.
Строго по сценарию сосед бормочет, соседка рыдает с повизгиванием. Текст не разобрать. Наш дом не рассчитан на аудиоспектакли. Слышно только, что визжат сверху и в фа первой октавы.

Когда меня называют заей, моя внутренняя истеричка добреет на 40%. Но соседка будто из стали вся. Держится до отметки 7.28. на которой мужская нежность иссякает. Мужчина вышибает дверь. Она выбегает на лестницу, потом на улицу, уже на каблуках, непонятно когда переобулась. Рыдая и цокая, летит в морозную даль. Летом он за ней гонялся, а тут лишь посмотрел влюблено в спину. Многие семейные традиции зимой начинаются с осмотра градусника и тут же заканчиваются.

Мы увлеклись настольными играми. Духовской подарил эстетическую забаву «Диксит». Он баламутит провинцию столичными штучками. Однажды затащил в парк водных аттракционов. Со слов Ляли, то был лучший день в жизни. Назавтра подарил комплект юного иллюзиониста, из которого я узнал что никогда не стану фокусником. Оборудование перешло тогда к Ляле вместе с ящиком и сформировало второй самый лучший день.
На фестивале аниматоров Духовской посрамил бы деда Мороза. Новогодний старик приходит раз в год и дарит, в основном, кариес. Антон же функционирует круглогодично, за что любим даже голыми женщинами, самой нелюдимой социальной группой.
Ещё, у него своя фотостудия. Оборудование самое современное: старинные кувшины, цветы живые и засохшие, кровать, вешалка для одежды, диапроектор, простыни. Есть также фотоаппарат, глубоко вторичный в настоящем искусстве. Духовской проецирует на пузики и спинки африканские ландшафты и подписывает фото, например - «Водопад Виктория». И сразу ясно, кто тут водопад, а кто Виктория. Или такое: слайд винтажного комода и ручки ящичков на чьих-то трепетных сосках. И Подпись – «Аглая». Эстеты сразу понимают, примерно так назывался чешский гарнитур.

Так вот, Духовской подарил нам "Диксит", чем лишил зиму её сути – длинных вечеров с чаепитиями такими усердными, что к марту отказывают почки. Теперь у нас шумно, полно гостей, все тренируют эрудицию, воображение и чтение мыслей.
Правила просты. Например, Лена загадывает картинку и говорит - "Брак"! Играющие ищут её рисунок среди прочих. Сама Лена кудрявая, симпатичная, инструктор по йоге, ездит на тойоте и вряд ли хочет замуж. Я считаю, она загадала якорь и цепи. Растрепанный юноша Григорий уверен, Лена имела ввиду деревянного мальчика со сломанной ножкой. Игрок Ксения уже ходила замуж и зрело указывает на картинку с цветами и пельменем. Наступает время считать очки. Ксения и Григорий терпят фиаско, обижаются и требую играть до утра.
Словами не объяснить всего веселья, но гости через неделю всё звонят и сожалеют о слове «Гаити», загаданном впопыхах. Скажи они тогда «Традесканция», их жизнь сложилась бы иначе. А раньше мы тупо обсуждали рецепты голубцов и противостоящие им диеты.

Я хотел отблагодарить Духовского. Купил в подарок сразу две игры. Первая называется "коровы", вторая - "камасутра". К нему заходят подруги жены и девчонки с работы. С первыми он смог бы играть в «коровы», со вторыми во что попало. «Коровы» на скорость, а «камасутра», наверняка, полна ассоциативных парадоксов и многослойных метафор. Тема-то необъятная. И коробка огромная.

И вот, звонит Духовской. Рассказывает. Пришли к нему Айгюль, Аня и Даша, не коровы. Достали мой подарок. Распечатали. Внутри нашлись четыре кубика. На двух анатомические аллегории. Показано куда чего вставлять. Ещё два кубика, мужской и женский, дают в сумме 36 позиций, из которых гости опознали только две – «на спине» и «на коленях». Остальные фигуры где-то в области геометрических коллизий. И всё. Никакой кипящей интуиции, творческих инсайтов или там катарсисов, ноль триумфов интеллекта. Нет даже подсчёта очков. Просто снимай штаны и ну играть.

Гости смутились. Айгюль сказала что предпочитает старый добрый героин. Аня обещала маме не вступать в тоталитарные секты и, на всякий случай, застегнулась. Они совсем там рехнулись, в своей Прибалтике – добавила она. А Даша призналась, что не азартная. При том что сама проиграла квартиру и мужа, однажды, в покер. В общем, чудесный зимний вечер у них получился. Сидели, пили чай, в окно смотрели. Всё благодаря мне.

© Слава Сэ. Невозможность пикника.
Таша
Правила жизни муми-троллей:

1. Всегда горячо приветствуй всех тех, кто входит в твой дом.
2. Одинаково важно знать две вещи: как быть одному, и как быть с другими.
3. Для того, чтобы во что-то верить, вовсе не обязательно знать, правда ли это.
4. Молоко, розы, булочки и ягоды — лучший способ отметить возвращение кого бы то ни было домой.
5. Даже самые странные люди могут когда-нибудь пригодиться.
6. Люди, которые держат дом в тепле, а животы сытыми, должны почитаться как герои.
7. Муми-тролль должен знать, как правильно делать комплименты фрекен Снорк.
8. Иногда кто-то нуждается в тишине и уединении, и в этом нет ничего плохого.
9. Относитесь к загадочным посылкам с большой тщательностью — вы никогда не знаете, что может быть внутри!
10. Наказание — это не единственный способ заставить кого-то хорошо себя вести.
11. Лодки — это лучший способ добраться куда-либо, особенно если вы Малыш Кнютт и хотите произвести впечатление.
12. Иногда хорошо поплакать — это то, что вам нужно для роста.
13. Бывает, что всё, что тебе нужно, это поговорить с друзьями!
14. Нужно находить баланс между свободой и долгом.
15. Путешествуют ночью.
16. Открытия составляют четверть лучших вещей в мире.
17. На самом деле обо всем можно сочинить песню.
18. Подстраиваться под кого-то совсем не обязательно.
19. Каждый нуждается в том, чтобы ему время от времени рассказывали хорошую историю.
20. Чувства сложны и не всегда имеют смысл.
21. Проснуться в то время, когда все остальные члены семьи по-прежнему в спячке, не так весело, как кажется.
22. Иногда никто не может справиться со своими чувствами.
23. От семьи трудно что-либо укрыть.
24. Самые лучшие шляпы — цилиндры.
25. Ночью может быть либо страшно, либо волшебно, в зависимости от компании.
26. Вода важна не только для питья.
27. Жизненные взлёты и падения — неотъемлемая часть жизни муми-тролля.
28. Иногда всё, что нужно сделать, чтобы успокоить кого-то, это напомнить ему, что вы рядом.
29. Зимы всегда довольно тяжёлые.
30. Но тем не менее снег — это волшебство.
31. Люди с деньгами иногда пытаются указывать вам, что делать... но у них нет цветов.
32. Даже если Малышка Мю смогла это сделать, то и ты сможешь.
33. Иногда ужасно тяжело быть самим собой.
34. Мы все несем ответственность за тех, кто меньше нас.
35. Тот, кто любит блины, не опасен.
36. Всегда живи настоящим.
37. Иногда тайна намного удобней, чем знание ответов на вопросы.
38. Те, кто вас любят, никогда не обратят внимание на вашу неуклюжесть.
39. Нужно остерегаться последствий своей неумеренности.
40. Муми-мама может исправить всё, что угодно.
41. Вам нужны друзья, а не вещи, чтобы иметь дом.
42. Каждый нуждается в тепле и свете, даже Морра.
43. Пока вы находитесь на природе, вам никогда не будет скучно.
44. Быть коллекционером гораздо веселее, чем быть владельцем.
45. Мы живём один раз.
46. Каждый, вне зависимости от того, мал он или нет, имеет право сердиться иногда.
47. Даже самые грустные вещи перестают быть самыми грустными, если относиться к ним правильно.
48. Жизнь прекрасна.
49. Ваши планы не обязательно должны быть необычайными, чтобы сделать вас необычайно счастливыми.
50. В большинстве случаев конец - это начало! ©
Таша
отличные правила!
(утащила себе в копилку)
Таша
И сейчас, вспоминая наше восхищение, то, как мы все и я с моими подругами и друзьями славили нашего фюрера, как готовы были часами ждать его выступления, я бы хотела сказать вот что: нужно научиться распознавать зло, пока оно не стало непобедимым. У нас не получилось, и мы заплатили такую цену! И заставили заплатить других.

© "Страна заболела манией величия".
Таша
Простите, что вмешиваюсь, но ещё до начала второй мировой войны появились издательсткие труды фюрера на русском языке в СССР с ограниченным тиражом для изучения партийными деятелями (перевод Карла Радека), плюс на английском, французском языках, знали в Европе, США и СССР, чем попахивает, да молчали в тряпочку.
Да, и сейчас люди по всему миру почитывают эту радикальную книжецу, особенно на постсовковом пространстве, к примеру популярен писательский труд сего маргинала на западной Украине и в Прибалтике,
(о чем пишет сей экземляр, я умолчу, но по его писательским трудам можно сказать, что он был далеко не дурак), а о последних событиях на Украине вы наверное наслышаны.
Таша
Я - мальчик,
Я сплю, свернувшись в гробу калачиком.
Мне снится футбол. В моей голове – Калашников.
Не вовремя мне, братишки, пришлось расслабиться!
Жаль, девочка-врач в халатике не спасла меня…

Я – девочка-врач.
Я в шею смертельно ранена.
В моём городке по небу летят журавлики
И глушат Wi-Fi, чтоб мама моя не видела,
Как я со своим любимым прощаюсь в Твиттере…

Я – мама.
О фартук вытерев руки мыльные,
Звоню на войну я сыночке по мобильному.
Дитя не берёт! Приедет − огрею веником!
«Его отпевают», − слышу ответ священника…

Я – батюшка.
Я собор свой открыл под госпиталь
И сам в нём служу медбратом, помилуй Господи!
Слова для души, что чреву – пуд каши гречневой:
За это крестил поэта я, пусть и грешен он...

Я – просто поэт.
Я тоже стою под пулями.
Кишка, хоть тонка, как лирика Ахмадулиной,
Но всё ж не настолько, чтобы бояться красного:
Нужнее стихов сегодня – мешки с лекарствами…

Я – старый аптекарь.
Мне бы – давно на пенсию:
Сидеть и блаженно пялиться в ящик с песнями.
Но кончились бинт, и вата, и маски вроде бы:
Начальник, пришли термальной воды для Родины!

Я – Родина.
Я ребёнок − и сплю калачиком.
Назначенный государством, ко мне палач идёт,
Из недр моих вырыв мрамор себе на логово:
Налоговой сдал налог он, но Богу – Богово.

Я – Бог.
И я тоже − Папа. Сынок Мой Ласковый
У дауна в классе детский отнял Калашников.
Сказал, мол: «Ни-ни!» − и прыгнул без парашютика…
Спи, золотко.
Спи, Мой Мальчик.
Я Воскрешу Тебя.

© Евгения Бильченко, Киев

Олеся Жуковская. Смертельно раненая девушка, которая выжила.
Таша
...в день памяти погибшим в Катастрофе школа устроила встречу с теми, кто её пережил. Пришла в класс бабушка: палочка, дрожащие руки, выколотый номер, но смотрит ясно и даже как-то с интересом на нас поглядывает. Рассказала свою историю: городская семья, гетто, побег, польские деревни, лес, красная армия, лагерь для перемещённых лиц, блуждание по Европе, Израиль. Ну, а дальше — официальная часть: учительница благостным голосом задаёт стандартные вопросы, кто-нибудь не менее стандартно отвечает, бабушка должна внимать и получать удовольствие. А она смотрит как-то странно, и глаза у неё... посмеиваются, что ли...

...ну и в конце учительница спрашивает: какой главный урок, который мы должны извлечь из Катастрофы? Встаёт кто-то, выдаёт обычный набор: отношение к ближнему, гуманность, своя страна, возможность самостоятельно себя защищать. Короче всё верно, но как-то очень деревянно звучит.

...и тут бабушка комментирует: "Всё проще. Всё гораздо проще. Просто, если кто-то когда-нибудь будет говорить, что хочет вас убить, — поверьте ему. Не ищите объяснений, почему на самом деле он имеет в виду совсем другое, не рассказывайте друг другу, что это просто какая-то политика и другие игры. Просто поверьте. А дальше: можете — деритесь, не можете — бегите. Но главное — поверьте. Сразу..." ©