Истории было угодно,
чтобы Россия,
у которой своего изобразительного искусства не было,
позаимствовала церковную архитектуру и живопись
у Византии в готовом виде и семьсот лет охраняла их от совершенствования и нововведений.
В мировой истории случай не слишком частый.
По византийским правилам и с помощью зарубежных архитекторов Русь воздвигла храм Софии Киевской.
В первой половине XI века размерами и отделкой он достойно противостоял современным ему романским храмам Запада.
После этого ход часов на Руси словно остановился.
Иван III, закладывая в московском Кремле в 1472 году
Успенский собор после неудач своих строителей,
повелел итальянцу Аристотелю сделать новый главный храм государства по образцу 1158—1160 годов, архаичному Успенскому собору во Владимире.
Аристотель, побывав там, сказал:
«Это работа каких-то наших мастеров»,
о том же—и в Лаврентьевской летописи.
Для сравнения:
чуть позже эпохи Ивана III в Северной Европе возведение храмовых и дворцовых куполов доверялось итальянским мастерам с их вкусом и уменьем.
Первую из невиданных среди византийских образцов древнерусских храмов — церковь Вознесения в подмосковном Коломенском — тоже строил итальянец.
Так говорят учёные сегодня.
Это у нас оспаривали, приписывая авторство отечественным мастерам, не называя их имён.
И напрасно, а в Европе иностранное авторство не вызывало аллергии.
Коломенскому шедевру веками подражали и в камне, и в дереве по всей России:
«...бе же церковь та велми чюдна высотою и красотою и светлостию, такова не бывала преже того в Руси».
Что такое киевские, новгородские, псковские русские храмы, заложенные спустя сто лет после Софии Киевской, в сравнении с современными им европейскими?
Парижский Нотр Дам начали строить в 1163—м в романских традициях, так называемых, Тёмных веков.
А уже в 1215, когда его вчерне закончили, он олицетворял торжество грандиозности нового, готического стиля.
Нотр Дам был нетипичным примером для европейских городов той поры — он не вмещал всех горожан.
Законченный почти одновременно с парижским, собор в Шартре смог бы укрыть больше народу, чем жило в городе.
Высота сводов шартрского храма достигает 33 метров, а шпили поднимаются на 105 метров, до высоты 35-этажного небоскрёба.
Собор в Амьене мог собрать 10 тысяч человек — всех жителей.
Своды собора в Бове уходили ввысь на 48 метров и под ними легко поместился бы 15-этажный дом.
Тогда же появились самый «благороднейший из всех соборов Франции» — как сказано в документах Карла VIII — в небольшом Реймсе, а также грандиозные соборы в Бурже, ЛеМане, Суассоне — всех не перечислить.
Наступает расцвет архитектуры в Германии, Италии, Испании и всё это — до нашествия татаро-монголов на Русь.
В Англии, считавшейся тогда окраиной Европы, возводят соборы, отличающиеся экспериментальным архитектурным духом и строительной фантазией.
Такое сказали не англичане тех времён, а наши историки конца XX века. Историк и философ Савицкий в 1920—е годы оценивал архитектуру Руси и Европы:
«Мы не будем касаться эстетических достоинств одних и других храмов;
в отношении к [их] размерам материальным Русь начала XIII в.
являет картину ничтожества:
в сравнении с Западом —
различие масштабов десятикратное,
стократное; подлинная “отсталость”,
возникающая не вследствие,
но до татарского ига!..»

Можно спорить о пользе искусства
для становления национального характера,
для повседневного быта и
доказывать первоочерёдную важность материальной стороны жизни.
Можно
не думать о красоте городов и убранстве жилищ,
не считаться с суждениями европейцев о нашей культуре —
это будет во вред нам самим.

Мы ещё больше отстанем от Европы
не только в искусстве,
даже и в самых нехитрых делах.

Чаадаев считал, что
в «...безразличии к жизненным благам,
которые иные из нас вменяют себе в заслугу,
есть поистине нечто циничное.
Одна из главных причин, замедляющих у нас прогресс,
состоит в отсутствии всякого отражения искусства
в нашей домашней жизни».
Уже и Византии не было,
а заимствованная нами византийская живопись до XVIII века
не знала других сюжетов,
кроме религиозных,
если не считать растительные мотивы росписей стен, как у мусульман.
Остальные темы были ересью.
Патриарх Никон,
предавший анафеме музыку,
позволил в 1665 году голландцу Витсену нарисовать свой портрет,
но повесить рисунок у себя не мог.
Окружение патриарха могло бы заподозрить владыку русской церкви в ереси.

Так продолжалось,
пока Пётр I не умерил власть церкви и
заставил соотечественников взять в руки светскую кисть.
В тонком верхнем слое общества изменения начались,
но храмовая живопись
сохраняла свои византийские корни и манеру письма.
Российские верхи жили двойной жизнью:
дома уже висела новая европейская живопись,
а храм встречал архаичной восточной.
Двойственность окружения не смущала.
Сказалось ли
поверхностное отношение к искусствам,
то ли всеядность, граничившая с лицемерием.

Человеку со стороны, французу де Кюстину,
это резало взгляд:
«В православных церквах стены покрыты фресками в византийском стиле.
Иностранец сперва почтительно взирает на эти росписи,
считая их древними,
но стоит ему приметить,
что такова и по сей день манера русских иконописцев,
как благоговение сменяется глубокою скукой.
Храмы, которые кажутся нам самыми старинными,
на самом деле перестроены и заново расписаны не далее как вчера;
образа в них, даже совсем недавнего происхождения,
подобны тем, что были завезены в Италию в конце средних веков...»

Кюстин пишет,
что итальянцы с тех пор в живописи
ушли далеко вперёд,
а «...русские продолжали точно копировать свои иконы VIII века».

Православная церковь
не считала икону картинным изображением.
Верующий не искал живописи в иконах и фресках.
Видел в них только церковное содержание,
святые символы.
Так полагалось.
В иконопись вкладывался иной смысл,
чем в живопись.
К иконе неприменимы — так принято в православной церкви —
обычные для искусства понятия колорит, композиция.

Главное назначение иконы —
неизобразительное.
Она не должна быть
источником художественного наслаждения качеством изображения.
Икона —
предмет преклонения,
духовного созерцания,
молитвы.
Так было и в Западной Европе
на заре средневековой культуры.
Но там с начала второго тысячелетия
иконопись постепенно обращается в картину,
в самостоятельное живописное произведение.
Сказались особенности европейской истории,
возродились античные традиции.

В России своя история.
У нас картина возникла не из иконописи.
Живопись к нам занесена с Запада.

Православная церковь
ограждала от соблазна чувственного восприятия
изображений на иконе, фреске.

Чтобы верующий не воспринимал Бога Отца
в виде человекоподобного существа,
в 1667 году Большой Московский собор
запретил его изображать.

Было запрещено писание икон
«Господь Саваоф» и «Отечество».
На второй из них изображалась новозаветная Троица в виде
седобородого старца Саваофа,
Христа и
Святого Духа в образе голубя
(не путать с ветхозаветной Троицей: три ангела на иконе Андрея Рублёва! — Библия, Бытие, глава 18, стих 2).
Считалось, что
композиция икон,
гармония их тонов
заданы свыше и
не могут быть плодами творчества иконописца.
Отсюда бесконечные повторения,
в точности следующие образцу,
так называемые,
списки с наиболее известных древних икон,

А те древние иконы-образцы
считались нерукотворными,
например, «Спас Нерукотворный».

При письме икон
не полагалось выходить за пределы канона —
жёстко оговорённых правил расположения фигур,
их поз,
мельчайших подробностей
в жестах,
в одеяниях,
фоне.

Это напоминает жёсткие восточные каноны древнего религиозного искусства.
Мелочность в следовании букве канона
всегда отличала ученика от учителя, от мастера.
Интересно сравнить повторы античных греческих скульптур греческими мастерами с копями тех же скульптур копиистов-римлян.
Греческий мастер мог повторить оригинал в любом масштабе, уменьшить или увеличить, внести неуловимое своеобразие в повтор.
Ремесленник из римской скульптурной артели
не отступал от греческого оригинала ни на йоту,
скрупулёзно выдерживая масштаб оригинала,
не заботясь о соответствии величины копии месту будущей установки скульптуры.
Римское искусство — искусство копиистов.
Греческое — искусство творцов.
Римлянину незачем было образование, знание анатомии.
Он не вникал в смысл пластики и вообще искусства.
Его труд напоминал подёнщину,
а ремесло мало отличалось от грубой физической работы.
И занимал он ничтожное место в обществе.
Другое дело — греческие художники.
Фидий, руководитель строительных и скульптурных работ на афинском Акрополе, был другом Перикла.
Афинского живописца Полиглота назвали своим гражданином сразу несколько городов Греции.
Её города соперничали за привилегию приглашать к себе скульпторов, архитекторов и художников.
За право отдавать почёт и уважение Апеллесу, Зевксису, Тиманфу, Праксителю, Скопасу — многим и многим.
Греческие города не за копии бились между собой —
они заказывали мастерам новые вещи.
Город-заказчик, поручая сюжет,
давал художнику свободу в исполнении работы.
Римским копиистам не повезло, почти все их имена забыты.
Имена многих греческих мастеров, живших задолго до основания Рима, дошли до нас.
Из тысячи с лишним известных нам имён античных скульпторов от мифического времени до римского лишь один из каждых шести жил и работал с I века н.э.
Римлян между их именами — единицы.
Таков удел копиистов.
А древняя русская литература? —
Она восполняла пустоты в нарождавшейся отечественной культуре,
возмещала отставание средневекового русского искусства от европейского тех времён?
Что скажут историки литературы?
Писателей в Древней Руси не было.
Были книжники: переписчики и читатели переписанного.
Сочинители летописей и житий были малочисленны.
Греческие гуманистические традиции (Константинополь был тесно связан с ними) Византия не передала Руси — та не нуждалась в них.
Знакомство русского духовенства с именами древних авторов было ничтожно.
Основу чтения на Руси составляли переводные Библия, псалмы, жития святых.
До середины XVIII века по России ходили рукописные книги.
Первыми печатными, а потому — дорогими, книгами стали Библия,
литургические книги и официальные инструкции.
Изменения в российском книжном мире начались только с эпохи Екатерины II.
Русский литературовед и авторитет для Европы Д. П. Святополк-Мирский
(Владимир Набоков считал его лучшим историком русской литературы),
писал:
«Если судить только с точки зрения литературы,
то древнерусская цивилизация
не может не показаться бедной. <...>
...тому, кто хочет определить подлинную ценность этой цивилизации,
надо обратиться не к истории литературы,
а к истории искусства»
Историк древней русской литературы
не может поставить её вровень с лучшими вещами мировой литературы.
Он надеется:
Древняя Русь взяла своё в искусствах.
А историки искусства, музыки не видят в искусствах Древней Руси равного мировым достижениям того времени и просят литературоведов найти доказательства мировой художественной значимости древнерусской литературы.
Так занимали Русь и Россия до конца средневековья первые места в соревновании с миром — да или нет?!
Но не о спорте же речь.
Да, Россия училась у других.
Другое дело:
помог русскому искусству долгий период ученичества?
Хорошо ли училась, умела делать это, знала — чему, у кого и как долго надо учиться?
Пока каноны возникают,
пока их считают учебником —
они помогают росту культуры.
Наступит время — они будут мешать.
Россия дольше европейских стран была зажата ограничениями в искусстве.
Иностранцев удивляло:
православная церковь не благоприятствовала искусствам,
«.. .и после раскола, и до него
она своими богословскими тонкостями лишь притупляла умы.
Ещё и поныне (в 1839 году. —Л. Ф.) верующие люди в России серьёзнейшим образом спорят меж собой,
можно ли писать лицо святой девы естественным телесным тоном или же следует и дальше, как на так называемых иконах святого Луки, красить его в совершенно противный правде тёмно-бурый цвет...»

В Европе было иначе.
В XV веке итальянский художник —
свой человек при дворе государей и римских пап.
Питер Пауль Рубенс с конца XVI века принят во дворцах едва ли не всех европейских государей.
В середине XVII века даже самый мелкий голландский лавочник всю жизнь покупал картины и увешивал ими стены в доме.
Нидерландские крестьяне тратили на живопись от двух до трёх тысяч гульденов.
Это большие деньги.
Для сравнения:
палач за обезглавливание получал в то время 3 гульдена.
Мастер заплечных дел считался заметной фигурой среди городских служащих и носил важное звание магистра высоких дел провинции Голландия с резиденцией в городе Гарлеме.
Уровень национальной живописной школы того времени был невероятно высок.
В маленькой Голландии работали больше двух тысяч живописцев.
Потребность всех слоёв общества в картинах была так велика, что живопись поставили «на конвейер».
Картины бесконечно повторялись, тиражировались и варьировались, дописывались и подновлялись.
Но главное — создавались новые в громадном количестве.
Голландский живописец популярного «малого жанра» — пейзажа и натюрморта — исполнял в среднем от двух до пяти картин за неделю
Это было в пору, которую никак нельзя назвать временем благоденствия: в трудный век нидерландской буржуазной революции.
Только-только закончилась война с Испанией, а страна уже втягивалась
в смертельно опасную серию войн с Англией.
Положение художника в обществе нельзя было назвать уж очень прочным.
При громадном спросе на живопись многое диктовали рынок и быстрые перемены моды на имена, стиль, мотивы в живописи.
Не один из знаменитейших художников, обессмертивших искусство того времени, заканчивал свою жизнь нищим.
Разорился Рембрандт,
самоубийством кончил Питер ван Лар,
стал нищим алкоголиком Эркюль Сегхерс.
Франс Халс, Рейсдал, Хоббема попали в богадельню.
Вермеер после смерти остался должником своего булочника.
Зато у художников в их лучшую пору не было недостатка в учениках.
Торговцы картинами делали свой бизнес,
а самая разная публика покупала картины,
меняла их на новые, вешала у себя дома и
дарила друзьям.
В России на стене небогатого дома горожанина или в крестьянском доме и в конце XIX века
очень редко можно было увидеть что-нибудь кроме икон в давней византийской манере.
А уже за 250-300 лет до того времени у голландца —
даже с невысоким достатком —
висел дома портрет, пейзаж, натюрморт.
Мы говорим о различиях русской и европейской культур,
а не о достоинствах или пороках какой-то из них.

Лора Манек
20 февраля 2018 г. в 04:09

33 фразы дирижёров, или как ругаются интеллигентные люди:

1. Осталось всего три репетиции до позора!
2. Надо сыграть так, словно вы немножко выпили и никуда не спешите.
3. Смотрите одним глазом в партию, а двумя на меня!
4. Вы так фамильярно всё это играете, как будто лично с Прокофьевым пили!
5. Я скажу вам сейчас, какие тут ноты, – вы очень удивитесь.
6. Это вам не симфонический оркестр, здесь в толпе не спрячешься, надо играть чисто!
7. Ребята, это ведь «кукушки звуки», а не приближение вражеской авиации!
8. И если кто-то сыграл фальшиво, главное – успеть посмотреть с укором на соседа.
9. Не захлебнитесь в собственном таланте!!!
10. Пронумеруйте такты, а то глаза могут сместиться, а цифры — нет!
11. Дома прийти и заниматься так, чтоб вся семья у тебя умела это играть…
12. Женский хор! Спойте вместе со своими мозгами!
13. Это произведение вы должны были впитать с молоком преподавателя!
14. Мендельсона надо играть без «мендельсовщины».
15. Уберите свой маникюр с грифа!
16. Перестаньте пялиться в декольте флейтистки, там нет нот, ваша партия на пюпитре!
17. Это ж надо так ненавидеть друг друга, чтоб так играть!
18. Почему вам в детстве не объяснили, чем труба отличается от пионерского горна?
19. Шостакович не был боксёром, но за такую игру он воскрес бы и набил вам морду!
20. Если вы еще раз так сыграете первую цифру, я убью всех вас по очереди, похороню, отсижу: а потом наберу новый оркестр!
21. Вы не боитесь выходить на второе отделение? Скажите спасибо, что в консерваторию ходят интеллигенты. А то пролетарии встали бы со своих мест и набили всем вам морду за такую игру!
22. Альты, куда вы лезете? И ладно бы что-то приличное лезло, а то фа-диез!
23. От себя попробуйте дуть! У меня такое впечатление, что вам ещё в музыкальной школе не объяснили направление потока воздуха в мундштуке!
24. Не надо так терзать арфу и путать её с пьяным мужем!
25. Я знаю, что вы все меня ненавидите. Теперь подумайте, как к вам должен относиться я?
26. Мне не место с вами в одной музыке!
27. Второй тромбон, я хочу вам пожелать, чтоб на ваших похоронах так играли!
28. Была б моя воля, я воспользовался этой палочкой так, чтобы у вас возобновилась проходимость воздуха в организме!
29. Я обещаю вам трудоустройство в подземном переходе, и лично договорюсь с ментами и бандитами, чтоб вас не трогали. Но за прохожих я не ручаюсь.
30. Вам бы вместо саксофона — бензопилу «Дружба» в руки. Звук тот же, а денег больше!
31. У вас очень красивые, сильные руки. Положите инструмент и задушите себя ими, не глумитесь над музыкой!!
32. Придёте домой, передайте мои соболезнования вашей жене. Как можно спать с таким неритмичным человеком?!
33. Я прекращаю всякие церемонии и с сегодняшнего дня начну вас учить любить,- если не меня, то хотя бы музыку! ♪))