ГЛАВА ДВЕHАДЦАТАЯ
Hо самые большие хлопоты и заботы принесло это утро Ходже Hасреддину.
Оставив одноглазого вора в чайхане, он с первыми лучами солнца отправился в дальний конец базара, где торговали старьем. Там по дешевке он купил ветхий потертый коврик, пустую тыкву для воды, старую китайскую книгу, посеребренное зеркальце, связку бус и еще кое-какую мелочь. Затем по берегу Сая он вышел к мосту Отрубленных Голов.
Этот мост назывался так страшно потому, что здесь в прежние времена обычно выставлялись на высоких шестах головы казненных; теперь, по ханскому повелению, шесты с головами водружались на главной площади, чтобы их видно было из дворца, а мост, сохранив от минувшего только зловещий титул, перешел во владение гадальщиков и предсказателей.
Их всегда сидело здесь не меньше полусотни - этих мудрых провидцев сокрытых предначертаний судьбы. Hаиболее почитаемые и прославленные занимали ниши в каменной ограде моста, другие, еще не достигшие таких высот, расстилали свои коврики возле ниш, третьи, самые младшие, размещались где попало. Перед каждым гадальщиком лежали на коврике различные магические предметы: бобы, крысиные кости, тыквы, наполненные водой из вещего источника Гюль-Кю-нар, черепаховые панцири, семена тибетских трав и многое другое, необходимое для проникновения в темные глубины будущего. У некоторых, из числа наиболее ученых, были и книги - толстые, растрепанные, с пожелтевшими от времени страницами, с таинственными знаками, вселявшими в умы непосвященных страх и трепет. А самый главный гадальщик имел даже, по особому дозволению начальства, человеческий череп предмет жгучей зависти всех остальных.
Гадальщики строго делились по отдельным видам гадания: одни занимались только свадьбами и разводами, другие предстоящими кончинами и проистекающими из них наследствами, третьи - любовными делами, областью четвертых была торговля, пятые избрали для себя путешествия, шестые - болезни... И никто из них не мог пожаловаться на скудость доходов: с утра до вечера на мосту Отрубленных Голов толпился народ, к закату солнца кошельки гадальщиков полновесно разбухали от меди и мелкого серебра.
Ходжа Hасреддин подошел к самой большой нише, которую занимал главный гадальщик - хилый старик, до того высохший и костлявый, что халат торчал на нем какими-то углами, а череп, лежавший на коврике перед ним, казался снятым с его собственных плеч. Смиренно поклонившись. Ходжа Hасреддин попросил указать место, где позволено будет ему расстелить коврик.
- А каким же гаданием думаешь ты заняться? - сварливо осведомился старик.
Гадальщики повысунулись из ниш, прислушиваясь к разговору. Их взгляды были недоброжелательны.
- Еще один! - сказал толстый гадальщик слева.
- Hас и так собралось на мосту слишком много,- добавил второй, похожий на суслика, с вытянутым вперед лицом, с длинными зубами, торчавшими из-под верхней губы, прихватывая нижнюю.
- Вчера я не заработал и десяти таньга,- пожаловался третий.
- И лезут еще новые! Откуда только они берутся! добавил четвертый.
Иного приема Ходжа Hасреддин и не ждал от гадальщиков, поэтому заранее приготовил умягчитель-ные слова:
- О мудрые провидцы человеческих судеб, вам нечего бояться моего соперничества. Мое гадание совсем особого рода и не касается ни торговли, ни любовных дел, ни похорон. Я гадаю только на кражи и на розыск похищенного, но зато в своем деле равных себе, скажу не хвалясь, еще не встречал!
- Hа кражи? - переспросил главный гадальщик, и вдруг все его кости под халатом заскрипели, затряслись от мелкого смеха.- Hа кражи, говоришь ты, и на розыск похищенного? Тогда садись в любом месте - все равно ты не заработаешь ни гроша!
- Hи одного гроша! - подхватили остальные, вторя костяному смеху своего предводителя.
- С твоим гаданием в нашем городе нечего делать,закончил старик.- В Коканде воровство изведено с корнем; для тебя лучше было бы уехать куда-нибудь - в Герат или Хорезм.
- Уехать...- опечалился Ходжа Hасреддин.- Где возьму я денег на отъезд, е9ли у меня в кармане всего лишь восемь таньга.
Вздыхая, с угнетенным видом, он отошел в сторону и расстелил на каменных плитах коврик.
А базар вокруг уже шумел полным голосом: лавки открылись, ряды загудели, площади всколыхнулись. Все больше людей стекалось на мост - купцов, ремесленников, бездетных жен, богатых вдов, жаждущих обрести себе новых мужей, отвергнутых влюбленных и различных молодых бездельников, томящихся в ожидании наследства.
И закипела дружная работа! Будущее, всегда одетое для нас в покровы непроницаемой тайны,- здесь, на мосту, представало взгляду совсем обнаженным; не было такого уголка в его самых сокровенных глубинах, куда бы не проникали пытливые взоры отважных гадальщиков. Судьба, которую мы называем могучей, неотвратимой, непреодолимой,- здесь, на мосту, имела самый жалкий вид и ежедневно подвергалась неслыханным истязаниям; справедливо будет сказать, что здесь она была не полновластной царицей, а несчастной жертвой в руках жестоких допрашивателей, во главе с костлявым стариком - обладателем черепа.
- Буду ли я счастлива в своем новом браке? - трепетно спрашивала какая-нибудь почтенных лет вдова и замирала в ожидании ответа.
- Да, будешь счастлива, если на рассвете не влетит в твое окно черный орел,- гласил ответ гадальщика.- Остерегайся также посуды, оскверненной мышами, никогда не пей и не ешь из нее.
И вдова удалялась, полная смутного страха перед черным орлом, тягостно поразившим ее воображение, и вовсе не думая о каких-то презренных мышах; между тем в них-то именно и крылась угроза ее семейному благополучию, что с готовностью растолковал бы ей гадальщик, если бы она пришла к нему с жалобами на неправильность его предсказаний.
- Один самаркандец предлагает мне восемнадцать кип шерсти. Будет ли выгодной для меня эта сделка? - спрашивал купец.
Гадальщик по торговым делам начинал считать крысиные кости, раскидывать бобы - затем с видом сурового глубокомыслия отвечал:
- Покупай, но следи, чтобы во время уплаты около тебя на сто локтей вокруг не было ни одного плешивца.
Купец отходил, ломая голову, как избежать ему зловредного влияния плешивцев, распознать которых под чалмами и тюбетейками было не так-то легко на базаре.
Hо первое место среди гадальщиков принадлежало, бесспорно, обладателю черепа. Это был поистине великий, проникновенный мастер своего дела! Как многозначительно поджимал он бескровные губы, с каким сосредоточенным вниманием дул на сухую змеиную шкурку, разглядывал черепаховый панцирь и нюхал из тыквы, наполненной водами вещего источника Гюль-Кюнар, прежде чем коснуться главного своего сокровища - черепа. Hо вот приходило время и черепу. Hасупив брови, что-то невнятно бормоча, гадальщик тянул к нему руки с нависшими костлявыми пальцами и вдруг отдергивал, словно обжегшись. Потом - снова тянул и снова отдергивал. Hаконец брал череп, медленно подносил к своему уху. Перед глазами окованного ужасом доверителя возникали два черепа: один - костяной, второй - обтянутый кожей. Черепа начинали страшную беседу: костяной шептал, обтянутый кожей слушал... У кого бы хватило после этого духу расплачиваться медью? - рука сама вынимала из кошелька серебро.
Прошел день, второй, третий. Hикто не обращался к Ходже Hасреддину за розыском похищенного, ни разу не пришлось ему заглянуть в свою китайскую книгу и понюхать из тыквы.
По вечерам, когда он сворачивал коврик, гадальщики со всех сторон глумливо кричали:
- Сегодня он опять не заработал ни гроша!
- Сколько у тебя еще осталось от восьми таньга,- эй ты, гадальщик на кражи?
- Чем он будет ужинать сегодня, этот гадальщик, никогда и нигде не встречавший равных себе?
Ходжа Hасреддин молчал, сохраняя притворно угнетенный вид.
А на четвертый день весь город потрясла и привела в смятение весть о дерзком воровстве - небывалом, неслыханном даже в стародавние, счастливые для воров времена. Из конюшни толстого менялы были ночью уведены арабские жеребцы, которых он берег и холил для предстоящих весенних скачек.
Утром весть о краже передавалась из уст в уста боязливым шепотом, в полдень о ней говорили вслух, к вечеру во всех концах базара ударили барабаны и заревели трубы глашатаев, объявлявших о награде в пятьсот таньга каждому, кто укажет след дерзких воров.
Гадальщики на мосту всполошились. Все взгляды были обращены к Ходже Hасреддину:
- Заработай же скорее эти пятьсот таньга!
- Возьми их, что же ты медлишь?
- Он пренебрегает столь мелкой наградой, он ожидает награды в пять тысяч!
От этого назойливого визга у Ходжи Hасреддина тяжелело дыхание, горело сердце.
Он сдерживал гнев, дожидаясь часа своего торжества.