На информационном ресурсе применяются cookie-файлы. Оставаясь на сайте, вы подтверждаете свое согласие на их использование.
.....а в эти дни 100 лет назад в нашем городе:
115004
1009
Советская Сибирь, №203, от 10.9.1922
В воскресенье 10-го сентября 1922 г.
БЕГА и СКАЧКИ
на местном Ипподроме.
Начало ровно в 2 часа дня
БУФЕТ.
ЗАПИСАНЫ новые Л0ШАДИ
В воскресенье 10-го сентября 1922 г.
БЕГА и СКАЧКИ
на местном Ипподроме.
Начало ровно в 2 часа дня
БУФЕТ.
ЗАПИСАНЫ новые Л0ШАДИ
Советская Сибирь, №203, от 10.9.1922
ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА ИСКУССТВО.
Суфлер.
(Рассказ).
Почти каждый день утром на базаре можно было встретить полковника Головню и медицинского фельдшера Соловьёва. Полковник ходил в старой серой офицерской шинели и на вид был куда еще бодрый старик. Ходил—приценивался: возьмет карася двумя, пальцами понюхает и спросит—„почем"?.. Полюбопытствует—сунет нос в кадушку с капустой квашеной или, заслышав писк цыплят в клетушке, подойдет—начнет торговаться, всех перещупает, на ладони взвесит, поторгуется, поторгуется и отойдет.... Сам покупать ничего не окупал, жена не доверяла — бойкая, чернявая, приземистая барыня.
Зато фельдшер Соловьёв полный с заплывшим и обрюзгшим от пьянства лицом всегда к возу подходил наверняка и, что-нибудь да покупал: Линя ли отберет—причмокнет вкусно и положит в корзину, а сам вздохнет. яичек, маслица, рябчика, утку дикую, а то и живого поросёнка.
Бывший полковник Головня не знал достоверно о своих предках, зато его жена, Глафира Афанасьевна, была хорошо осведомлена о всей родословной своего мужа; Фамилия—Головня встречается ещё при Иоанне Грозном, прапращур полковника Головни был сокольничим в свите грозного царя. И придание говорило, что с виду он был чёрен, как головня, посему и дано ему было прозвище "Головни", впоследствии ставшее фамилией его потомков... Глафира Афанасьевна говаривала не раз своим знакомым что и отец полковника и дед все имели цвет волос черный и лица смуглый, так что не удивительно, если в полковник уродился таким, как будто смолой вымазан.
Собственно говоря, полковник Головня не был половником, а всего лишь только подполковником—это во-первых, а во-вторых и в подполковники то он был произведен в лазарете во время последней войны, где он лежал в течение года—вплоть до того времени, как пришла отставка, гласившая, что капитан такой-то увольняется в отставку с производством в следующий чин, с мундиром и пенсией.
Полковник Головня был очень рад производству, а когда вошел в палату после прочтения приказа, то все по лицу увидели, что он уже не капитан, а полковник и тотчас вытянулись—отдали честь, а молодой подпоручик с прапорщиком Ивановым даже сыграли на губах туш...
Пенсия была уже не так велика, а потому Глафира Афанасьевна не стала прохлаждаться в центральных городах, а поспешала уехать со своим полковником не близко и не далеко—в Сибирь в г. Н. и поселилась здесь на обрубе в маленьком голубеньком домике в два окна, принадлежащем фельдшеру Соловьеву. Фельдшер Соловьёв занимался частной практикой и над воротами имел большую вывеску, где белым по черному было написано: „Фельдшер Соловьев прием с 10 до 3-х и с 4-х до 8-ми часов ежедневно"...
Вывеску заказал он побольше для того, чтобы заметнее было для пациентов. Хотя в городе и без вывески все знали, что если пойти от базара прямо и потом свернуть налево, то на второй улице, на обрубе под солнцем будут дома федьдшера Соловьева, и извозчику надо было говорить
— не „обруб №5", а
— Везите меня, извозчик, на обруб—дом Соловьева!.
Полковник в белых армиях не служил,но находился на территории занятой, а потому особым ограничениям не подвергался и под надзором не состоял.
В последние годы Головни жили плохо, пенсию не получали и хотя полковник и имел на руках соответствующий документ, как инвалид, третьего разряда, но вспомоществованием из собеса не пользовался, тем более что жена не советовала:
— Ты у мена смотри, не суйся куда не следует, знаешь времена какие, говори слава богу, что цел".
Глафира Афанасьевна имела большое влияние на полковника, и если-бы не она, то давно бы Головня поступил на службу, не ходил бы дураком по базару, не приценивался бы в пустую. Поступить в советское учреждение, в особенности в последнее время, стало заветной мечтой Головни. И чем больше отговаривала его Глафира Афанасьевна, тем упорнее он становился в своем решении.
Головне казалось, что Глафира Афанасьевна ошибается, предвещая скорый переворот; хотя она и читала ему из библии и толковала, что придет белый царь с Востока и имя ему Михаил; но Головне не верилось, тем более, что давно уж прошли те сроки на которые указывала Глафира Афанасьевна; так сначала она говорила, что будет это через 40 недель, потом через 40 месяцев и наконец ничего не стала говорить.
А вот Головня сам догадался: в библии то дни иногда означают целые годы в даже вечность, так что... Да одним словом, живут же люди... и странная произошла перемена с полковником: бывало еще не так давно, увидит где-нибудь на базаре бабы собрались, сейчас Головня тут как тут и ну словечка подпускать.
И так скажет что никто не узнает откуда услыхал слово, будто с неба упало и пойдет по базару. А к вечеру кто-нибудь Головне же и передает то слово по секрету. Полковник слушает серьёзно, головой кивает и думает: „Не даром чуяло мое сердце"... а вечером, когда придет Глафира Афанасьевна (она на базаре посудой торговала), на нее взглянет и только скажет:
— Глаша! Агм!
— Шт, ты!, — и начнет знаками объяснять полковнику все подробности, а лицо так и сияет счастливое.
А теперь что Глафира Афанасьевна не скажет, такое слухи не передаст, полковник всё критикует и едко смеётся...
— Ха! опять Петроград взяли, знаем мы, как они его берут! что? на Востоке... ерунда, Глаша, не верь, бабье сплетни.
Попробовала Глафира Афанасьевна строгостью повлиять на него,—еще хуже: если раньше Головня критиковал и высказывал свое мнение, то теперь стал опять со всем соглашаться и торопливо поддакивать: «да, да, Глашенька, как же слыхал, слыхал", а у самого в глазах чёртики смеются.
Видит Глафира Афанасьевна, что неладное делается с ее старичком, а что и сама не знает. Как будто и молиться то в церкви не так стал, как будто только для нее это он и крестится и в землю кланяется. Отвернется Глафира Афанасьевна, а сама искоса на полковника поглядывает, а он стоит, как пень и о чём-то думает. Что думает он о чем-то — в этом не сомневалась она, ибо первый признак—если полковник левой рукой лысину гладит, значит что-то есть, не спроста он это.
Головня действительно думал:
— Амбросий-то Терентьевич в гору пошёл—Ай-яй-яй!, служащих одних двадцать человек! а ты ходи да пустозвонь. Нетс, Глафира Афанасьевна, увольте, а я вам больше из себя дурака строить не позволю...Вот ежели, похожим, да быть мне... прежде всего куплю пальто, довольно добрых людей золотыми пуговицами пугать, что я—мальчик? слава богу, образование получил не хуже других, а что болезнь моя внутренняя, то при конторском труде...—это ведь не военная служба. Нет, довольно! сегодня же переговорю с Глафирой Афанасьевной!!
В своих мыслях в предположениях даже уходил дальше. Он воображал себя совсем самостоятельным человеком, а не смотрящем из рук своей жены. Идет это он по улице, портфель и прочее, как полагается... Ага! семечки жаренные? сыпь мальчик в карман два стакана; папиросы „Шансанетка? пааазвольте 25 шт. и вот вам деньги—новые,последнего выпуска...
хе! хе! хе! но когда начинал думать о том, как он будет говорить с Глафирой Афанасьевной о своем решении, то чувствовал, что ему становилось жарко и на темени выступал пот, тогда то он и потирал лысину левой рукой.
Тихо было в комнатах голубенького домика. Вечер догорал и красные лучи, проникая через кисею занавесок, ложились красными пятнами на половики и пузатый комод у стены. Уже не шумел самовар, а тихо стрекотал, как сверчок; уже не брызгал кипятком из крана, а, захлебываясь пускал пузыри; Головня, допивал восьмой стакан. Как вдруг в комнату не постучавшись вошёл фельдшер Соловьев в своем чесучовом костюме и, отирая красным фланелевым платком пот с лица,поклонился:
— Здравствуйте!
— Иван Иваныч! а, пожалуйте, Глафира Афанасьевна, налей Ивану Иванычу.
— И не безпокойтесь, только что от самовара...
— Ну как изволите поживать? определились на службу?
— Где ему, ходит так без дела.
— Что ты, Глафира Афанасьевна, ведь сама...
— Что сама? а когда я говорила тебе?..
— Но ведь...
— Действительно пора, полковник теперь уж времена не те, да и что все мы служим, ничего не поделаешь—жизнь... Собственно говоря, к вам по делу, Глафира Афанасьевна, на счет квартирных.... э...., вы не безпокойтесь, не к спеху. Знаете-ли — на перепутье, зайду-ка, думаю, давно с полковником не видались.,.
—А это у вас что? никак редис?... Мм... ничего. Почем брали? я вчера, знаете ли, во какого гуська видел, поверите ли—одна жир!..
По уходе фельдшера, Головня долго боялся взглянуть в глаза Глафире Афанасьевны. Ему казалось: взглянет он на нее, а она расхохочется ему в лицо и отвернется: „нашелся, подумаешь, служака".
Наконец он не вытерпел, взглянул и начал:
— Глашенька, гм, гм... Э, э! иду это я вчера по базару, и встречаю... кого ты думаешь? Амвросия Терентьевича! да, гм, э..., э..! А он—„полковник, говорит, что поделываете?" Ну, а я—известно, что говорю, да так подыскиваю должность. „Поступайте, говорит, в частное предприятие, гораздо обеспеченнее будете, нежели в советском". Так вот я э..., э...!
— Давно бы пора, добрые то люди вон как живут, а я через тебя хожу, как баба какая-то, в грязи этой, довольно!..
— Что ты, Глашенька, да разве я.. знаешь, я думаю в Амбросию Терентьевичу и поступить...
Но на другой день Головня вернулся домой, как в воду опущенный.
Нервно ходил он по комнате, ожидая прихода жены, иногда, останавливаясь посреди комнаты, разводил руками и опять, опустив голову на грудь, принимайся шагать.
„Каков. А! толстосум" и вспомнил слова, слышанные где-то на митинге, „Кит Китыч": „Кит Китыч был, им и останется"—Служите так! Это значит за здорово живёшь... Он, видите-ли, не знает, способен-ли я... я, полковник!—офицер русской армии!" и ударил себя кулаком в грудь ..
—Что с тобой, Петя, лица на тебе нет?
—Довольно, Глафира Афанасьевна, я вам не мальчик! Он возвысил голос, грозно сдвинул брови и стал наступать на Глафиру Афанасьевну.
—Что!? Ах! он убил меня. Ах! и упала в слезах на кровать...
Головня мигом прятал в себя, быстро засеменил ножками на одном месте, потом схватился за голову и бросался вон из комнаты...
Полковнику Головне повезло. Он встретил артиста Ларина, собственно его фамилия была не Ларин, а Трифонов, но он считал ее не красивой и всегда выступал под именем Ларина. Последнее время Ларин был режиссером в одном из клубов.
Он то и пригласил Головню поступить к ним на вакантную должность суфлера.
Головня с радостью согласился:
„Разбирать нечего... Хотя служить искусству и не так уж зазорно... Вот он трудовой то хлеб"... шел домой, рассуждая про себя, Головня: „а вдруг ставят, например... и пишут плакат—афишу, вот, например, такую, как эти, а внизу приписка"... но дальше... дальше Головня смутился и стал гнать от себя эту мысль, я она приставала, назойливая и лезла в голову, такая глупая: „При ближайшем участии тов. Головни" „Фу!" фукнул Головня и остановился, поднял глаза вверх и увидел: висит над его головой колесо, хорошее—березовое и дегтем вымазано: ,,Эге! да никак я на другой конец обруба то вышел, и правда—ведь это дом колесника Семкина, вон напротив и сапожник Каблуков, эх я!" повернул назад и опять задумался: ,,чертовски хорошо быть суфлером, черт тебя подери, сиди это в будке да..." тут уж он окончательно смутился и затоптался на месте, оглядываясь, уж не наблюдает ли кто, а вдруг Глафира Афанасьевна: "это ты так то хлеб зарабатываешь?!"—
фу, черт, даже в пот ударило, и вдруг услыхал над головой голос Глафиры Афанасьевны:
— Что это ты мимо дома то гуляешь, долго мне ещё тебя к обеду ждать?!
Полковник Головин помолодел, он это чувствовал, как будто десяток лет с плеч долой. И когда отправлялся вечером в клуб на работу, то уж шел не развинченной походкой, как раньше, а держался прямо по военному и иногда даже подсчитывал про себя, чтобы сделать поступь более четкой. На окна кафе, кондитерских и магазинов смотрел уверенно, как будто он вот сейчас же съест эту московскую колбасу, или закусит вон тем балычком, что выглядывает сбоку и так аппетитно кажет свою розовую мякоть, или купит вот этот зонтик... и на самом деле, почему бы ему и не купить и не подарить его своей Глафире Афанасьевне...
И когда тёмный зал театра наполнялся публикой, когда галёрка неистовствовала, когда шум и говор толпы начинал биться о занавес и занавес трепетал, готовый взвиться с минуты на минуту, залазил полковник Головня в суфлерскую будку и сидел там, черный, как жук, поблескивая глазами и поводя усиками.
Ник. Арсенов.
ЛИТЕРАТУРА, КУЛЬТУРА ИСКУССТВО.
Суфлер.
(Рассказ).
Почти каждый день утром на базаре можно было встретить полковника Головню и медицинского фельдшера Соловьёва. Полковник ходил в старой серой офицерской шинели и на вид был куда еще бодрый старик. Ходил—приценивался: возьмет карася двумя, пальцами понюхает и спросит—„почем"?.. Полюбопытствует—сунет нос в кадушку с капустой квашеной или, заслышав писк цыплят в клетушке, подойдет—начнет торговаться, всех перещупает, на ладони взвесит, поторгуется, поторгуется и отойдет.... Сам покупать ничего не окупал, жена не доверяла — бойкая, чернявая, приземистая барыня.
Зато фельдшер Соловьёв полный с заплывшим и обрюзгшим от пьянства лицом всегда к возу подходил наверняка и, что-нибудь да покупал: Линя ли отберет—причмокнет вкусно и положит в корзину, а сам вздохнет. яичек, маслица, рябчика, утку дикую, а то и живого поросёнка.
Бывший полковник Головня не знал достоверно о своих предках, зато его жена, Глафира Афанасьевна, была хорошо осведомлена о всей родословной своего мужа; Фамилия—Головня встречается ещё при Иоанне Грозном, прапращур полковника Головни был сокольничим в свите грозного царя. И придание говорило, что с виду он был чёрен, как головня, посему и дано ему было прозвище "Головни", впоследствии ставшее фамилией его потомков... Глафира Афанасьевна говаривала не раз своим знакомым что и отец полковника и дед все имели цвет волос черный и лица смуглый, так что не удивительно, если в полковник уродился таким, как будто смолой вымазан.
Собственно говоря, полковник Головня не был половником, а всего лишь только подполковником—это во-первых, а во-вторых и в подполковники то он был произведен в лазарете во время последней войны, где он лежал в течение года—вплоть до того времени, как пришла отставка, гласившая, что капитан такой-то увольняется в отставку с производством в следующий чин, с мундиром и пенсией.
Полковник Головня был очень рад производству, а когда вошел в палату после прочтения приказа, то все по лицу увидели, что он уже не капитан, а полковник и тотчас вытянулись—отдали честь, а молодой подпоручик с прапорщиком Ивановым даже сыграли на губах туш...
Пенсия была уже не так велика, а потому Глафира Афанасьевна не стала прохлаждаться в центральных городах, а поспешала уехать со своим полковником не близко и не далеко—в Сибирь в г. Н. и поселилась здесь на обрубе в маленьком голубеньком домике в два окна, принадлежащем фельдшеру Соловьеву. Фельдшер Соловьёв занимался частной практикой и над воротами имел большую вывеску, где белым по черному было написано: „Фельдшер Соловьев прием с 10 до 3-х и с 4-х до 8-ми часов ежедневно"...
Вывеску заказал он побольше для того, чтобы заметнее было для пациентов. Хотя в городе и без вывески все знали, что если пойти от базара прямо и потом свернуть налево, то на второй улице, на обрубе под солнцем будут дома федьдшера Соловьева, и извозчику надо было говорить
— не „обруб №5", а
— Везите меня, извозчик, на обруб—дом Соловьева!.
Полковник в белых армиях не служил,но находился на территории занятой, а потому особым ограничениям не подвергался и под надзором не состоял.
В последние годы Головни жили плохо, пенсию не получали и хотя полковник и имел на руках соответствующий документ, как инвалид, третьего разряда, но вспомоществованием из собеса не пользовался, тем более что жена не советовала:
— Ты у мена смотри, не суйся куда не следует, знаешь времена какие, говори слава богу, что цел".
Глафира Афанасьевна имела большое влияние на полковника, и если-бы не она, то давно бы Головня поступил на службу, не ходил бы дураком по базару, не приценивался бы в пустую. Поступить в советское учреждение, в особенности в последнее время, стало заветной мечтой Головни. И чем больше отговаривала его Глафира Афанасьевна, тем упорнее он становился в своем решении.
Головне казалось, что Глафира Афанасьевна ошибается, предвещая скорый переворот; хотя она и читала ему из библии и толковала, что придет белый царь с Востока и имя ему Михаил; но Головне не верилось, тем более, что давно уж прошли те сроки на которые указывала Глафира Афанасьевна; так сначала она говорила, что будет это через 40 недель, потом через 40 месяцев и наконец ничего не стала говорить.
А вот Головня сам догадался: в библии то дни иногда означают целые годы в даже вечность, так что... Да одним словом, живут же люди... и странная произошла перемена с полковником: бывало еще не так давно, увидит где-нибудь на базаре бабы собрались, сейчас Головня тут как тут и ну словечка подпускать.
И так скажет что никто не узнает откуда услыхал слово, будто с неба упало и пойдет по базару. А к вечеру кто-нибудь Головне же и передает то слово по секрету. Полковник слушает серьёзно, головой кивает и думает: „Не даром чуяло мое сердце"... а вечером, когда придет Глафира Афанасьевна (она на базаре посудой торговала), на нее взглянет и только скажет:
— Глаша! Агм!
— Шт, ты!, — и начнет знаками объяснять полковнику все подробности, а лицо так и сияет счастливое.
А теперь что Глафира Афанасьевна не скажет, такое слухи не передаст, полковник всё критикует и едко смеётся...
— Ха! опять Петроград взяли, знаем мы, как они его берут! что? на Востоке... ерунда, Глаша, не верь, бабье сплетни.
Попробовала Глафира Афанасьевна строгостью повлиять на него,—еще хуже: если раньше Головня критиковал и высказывал свое мнение, то теперь стал опять со всем соглашаться и торопливо поддакивать: «да, да, Глашенька, как же слыхал, слыхал", а у самого в глазах чёртики смеются.
Видит Глафира Афанасьевна, что неладное делается с ее старичком, а что и сама не знает. Как будто и молиться то в церкви не так стал, как будто только для нее это он и крестится и в землю кланяется. Отвернется Глафира Афанасьевна, а сама искоса на полковника поглядывает, а он стоит, как пень и о чём-то думает. Что думает он о чем-то — в этом не сомневалась она, ибо первый признак—если полковник левой рукой лысину гладит, значит что-то есть, не спроста он это.
Головня действительно думал:
— Амбросий-то Терентьевич в гору пошёл—Ай-яй-яй!, служащих одних двадцать человек! а ты ходи да пустозвонь. Нетс, Глафира Афанасьевна, увольте, а я вам больше из себя дурака строить не позволю...Вот ежели, похожим, да быть мне... прежде всего куплю пальто, довольно добрых людей золотыми пуговицами пугать, что я—мальчик? слава богу, образование получил не хуже других, а что болезнь моя внутренняя, то при конторском труде...—это ведь не военная служба. Нет, довольно! сегодня же переговорю с Глафирой Афанасьевной!!
В своих мыслях в предположениях даже уходил дальше. Он воображал себя совсем самостоятельным человеком, а не смотрящем из рук своей жены. Идет это он по улице, портфель и прочее, как полагается... Ага! семечки жаренные? сыпь мальчик в карман два стакана; папиросы „Шансанетка? пааазвольте 25 шт. и вот вам деньги—новые,последнего выпуска...
хе! хе! хе! но когда начинал думать о том, как он будет говорить с Глафирой Афанасьевной о своем решении, то чувствовал, что ему становилось жарко и на темени выступал пот, тогда то он и потирал лысину левой рукой.
Тихо было в комнатах голубенького домика. Вечер догорал и красные лучи, проникая через кисею занавесок, ложились красными пятнами на половики и пузатый комод у стены. Уже не шумел самовар, а тихо стрекотал, как сверчок; уже не брызгал кипятком из крана, а, захлебываясь пускал пузыри; Головня, допивал восьмой стакан. Как вдруг в комнату не постучавшись вошёл фельдшер Соловьев в своем чесучовом костюме и, отирая красным фланелевым платком пот с лица,поклонился:
— Здравствуйте!
— Иван Иваныч! а, пожалуйте, Глафира Афанасьевна, налей Ивану Иванычу.
— И не безпокойтесь, только что от самовара...
— Ну как изволите поживать? определились на службу?
— Где ему, ходит так без дела.
— Что ты, Глафира Афанасьевна, ведь сама...
— Что сама? а когда я говорила тебе?..
— Но ведь...
— Действительно пора, полковник теперь уж времена не те, да и что все мы служим, ничего не поделаешь—жизнь... Собственно говоря, к вам по делу, Глафира Афанасьевна, на счет квартирных.... э...., вы не безпокойтесь, не к спеху. Знаете-ли — на перепутье, зайду-ка, думаю, давно с полковником не видались.,.
—А это у вас что? никак редис?... Мм... ничего. Почем брали? я вчера, знаете ли, во какого гуська видел, поверите ли—одна жир!..
По уходе фельдшера, Головня долго боялся взглянуть в глаза Глафире Афанасьевны. Ему казалось: взглянет он на нее, а она расхохочется ему в лицо и отвернется: „нашелся, подумаешь, служака".
Наконец он не вытерпел, взглянул и начал:
— Глашенька, гм, гм... Э, э! иду это я вчера по базару, и встречаю... кого ты думаешь? Амвросия Терентьевича! да, гм, э..., э..! А он—„полковник, говорит, что поделываете?" Ну, а я—известно, что говорю, да так подыскиваю должность. „Поступайте, говорит, в частное предприятие, гораздо обеспеченнее будете, нежели в советском". Так вот я э..., э...!
— Давно бы пора, добрые то люди вон как живут, а я через тебя хожу, как баба какая-то, в грязи этой, довольно!..
— Что ты, Глашенька, да разве я.. знаешь, я думаю в Амбросию Терентьевичу и поступить...
Но на другой день Головня вернулся домой, как в воду опущенный.
Нервно ходил он по комнате, ожидая прихода жены, иногда, останавливаясь посреди комнаты, разводил руками и опять, опустив голову на грудь, принимайся шагать.
„Каков. А! толстосум" и вспомнил слова, слышанные где-то на митинге, „Кит Китыч": „Кит Китыч был, им и останется"—Служите так! Это значит за здорово живёшь... Он, видите-ли, не знает, способен-ли я... я, полковник!—офицер русской армии!" и ударил себя кулаком в грудь ..
—Что с тобой, Петя, лица на тебе нет?
—Довольно, Глафира Афанасьевна, я вам не мальчик! Он возвысил голос, грозно сдвинул брови и стал наступать на Глафиру Афанасьевну.
—Что!? Ах! он убил меня. Ах! и упала в слезах на кровать...
Головня мигом прятал в себя, быстро засеменил ножками на одном месте, потом схватился за голову и бросался вон из комнаты...
Полковнику Головне повезло. Он встретил артиста Ларина, собственно его фамилия была не Ларин, а Трифонов, но он считал ее не красивой и всегда выступал под именем Ларина. Последнее время Ларин был режиссером в одном из клубов.
Он то и пригласил Головню поступить к ним на вакантную должность суфлера.
Головня с радостью согласился:
„Разбирать нечего... Хотя служить искусству и не так уж зазорно... Вот он трудовой то хлеб"... шел домой, рассуждая про себя, Головня: „а вдруг ставят, например... и пишут плакат—афишу, вот, например, такую, как эти, а внизу приписка"... но дальше... дальше Головня смутился и стал гнать от себя эту мысль, я она приставала, назойливая и лезла в голову, такая глупая: „При ближайшем участии тов. Головни" „Фу!" фукнул Головня и остановился, поднял глаза вверх и увидел: висит над его головой колесо, хорошее—березовое и дегтем вымазано: ,,Эге! да никак я на другой конец обруба то вышел, и правда—ведь это дом колесника Семкина, вон напротив и сапожник Каблуков, эх я!" повернул назад и опять задумался: ,,чертовски хорошо быть суфлером, черт тебя подери, сиди это в будке да..." тут уж он окончательно смутился и затоптался на месте, оглядываясь, уж не наблюдает ли кто, а вдруг Глафира Афанасьевна: "это ты так то хлеб зарабатываешь?!"—
фу, черт, даже в пот ударило, и вдруг услыхал над головой голос Глафиры Афанасьевны:
— Что это ты мимо дома то гуляешь, долго мне ещё тебя к обеду ждать?!
Полковник Головин помолодел, он это чувствовал, как будто десяток лет с плеч долой. И когда отправлялся вечером в клуб на работу, то уж шел не развинченной походкой, как раньше, а держался прямо по военному и иногда даже подсчитывал про себя, чтобы сделать поступь более четкой. На окна кафе, кондитерских и магазинов смотрел уверенно, как будто он вот сейчас же съест эту московскую колбасу, или закусит вон тем балычком, что выглядывает сбоку и так аппетитно кажет свою розовую мякоть, или купит вот этот зонтик... и на самом деле, почему бы ему и не купить и не подарить его своей Глафире Афанасьевне...
И когда тёмный зал театра наполнялся публикой, когда галёрка неистовствовала, когда шум и говор толпы начинал биться о занавес и занавес трепетал, готовый взвиться с минуты на минуту, залазил полковник Головня в суфлерскую будку и сидел там, черный, как жук, поблескивая глазами и поводя усиками.
Ник. Арсенов.
Советская Сибирь, №203, от 10.9.1922 г.
Издательское дело в Сибири
(Беседа с завсибгосиздатом тов. Правдухиным).
В беседе с наших сотрудником тов. Правдухин сообщил следующее:
Сибгосиздат являющийся органом независящим от центра, объединяет отделения Госиздата на территории Сибири.
Отделения имеются в Барнауле, Иркутске, Томске и Омске.
В Красноярске отделение находится в периоде организации.
С января т. г. сибгосиздат переведен на хоз. расчет.
Работа ведётся по двум направлениям
- по издательству в
- по книжной торговле.
Издательская работа ведется в 3-х областях:
- по изданию учебников и т. д.,
- детской и
- художественной литературы
составлен оригинальный букварь для детей с (тир. в 50,000 экз.) с 400 рисунками.
Из печати букварь выйдет через месяц.
В г. Томске издаётся „География Сибири". А. С. Соколовым составляется учебник „Обществоведение" и уполномоченным ЦСУ по Уралу Немчиновым „Экономическая География России".
В г. Иркутске переиздан учебник Вахтерова. В области детской литературы переиздаются лучшие книги.
Из вышедших уже в свет книг нужно отметить сказки-картинки Харрина, „Хехекса и Плакса“ Сейфулиной, „Кот-Мурлыка“, „Бука" Вяткина и др.
В скором времени выходит из печати книжка „Крокодил" Чуковского
На детскую литературу наблюдается большой спрос.
К художественной литературе надо отнести журнал, "Сибирские Огни". 4-й
номер выйдет в свет в первых числах октября и в нем будут между прочим, помещены следующие произведения:
Зазубрина, рассказ, Сейфуллиной „Ноев Ковчег", рассказ „Паутина“. Журналом очень интересуются как в центре, так и в сибирских городах и ему удалось объединить вокруг себя значительные литературные силы.
Кроме того, выпущены книги:
сборник стихотворений Ерошина—„Переклик" и
Итина" — «Страна Гонгури»,
Предполагается выпустить отдельным изданием произведения Сейфуллиной. Много худож. литературы приобретается в Центре.
Торговая работа расширяется.
Так, заключены договора с издательствами «Краевая Новь» и „Новая деревня" по распространению их изданий в Сибири, с Мосполиграф-ом на монопольное снабжение канцелярско-писчебумажными принадлежностями и т. д., с „Графо" и др.
В г. Петроград выехал член правления тов. Макушин для приобретения, новейшей русской и заграничной литературы.
Удалось издательству завязать связи с заграницей.
В Париже, книжный магазин Поволоцкого взял на себя распространение журнала „Сибирские Огни".
В Берлине мы установили связь с издательством „Слово" и книжным магазином „Голос".
На Дальнем Востоке, в Чите мы ведём распространение своих изданий через „Госкнигу", а в Харбине через контрагента.
Близкий.
Издательское дело в Сибири
(Беседа с завсибгосиздатом тов. Правдухиным).
В беседе с наших сотрудником тов. Правдухин сообщил следующее:
Сибгосиздат являющийся органом независящим от центра, объединяет отделения Госиздата на территории Сибири.
Отделения имеются в Барнауле, Иркутске, Томске и Омске.
В Красноярске отделение находится в периоде организации.
С января т. г. сибгосиздат переведен на хоз. расчет.
Работа ведётся по двум направлениям
- по издательству в
- по книжной торговле.
Издательская работа ведется в 3-х областях:
- по изданию учебников и т. д.,
- детской и
- художественной литературы
составлен оригинальный букварь для детей с (тир. в 50,000 экз.) с 400 рисунками.
Из печати букварь выйдет через месяц.
В г. Томске издаётся „География Сибири". А. С. Соколовым составляется учебник „Обществоведение" и уполномоченным ЦСУ по Уралу Немчиновым „Экономическая География России".
В г. Иркутске переиздан учебник Вахтерова. В области детской литературы переиздаются лучшие книги.
Из вышедших уже в свет книг нужно отметить сказки-картинки Харрина, „Хехекса и Плакса“ Сейфулиной, „Кот-Мурлыка“, „Бука" Вяткина и др.
В скором времени выходит из печати книжка „Крокодил" Чуковского
На детскую литературу наблюдается большой спрос.
К художественной литературе надо отнести журнал, "Сибирские Огни". 4-й
номер выйдет в свет в первых числах октября и в нем будут между прочим, помещены следующие произведения:
Зазубрина, рассказ, Сейфуллиной „Ноев Ковчег", рассказ „Паутина“. Журналом очень интересуются как в центре, так и в сибирских городах и ему удалось объединить вокруг себя значительные литературные силы.
Кроме того, выпущены книги:
сборник стихотворений Ерошина—„Переклик" и
Итина" — «Страна Гонгури»,
Предполагается выпустить отдельным изданием произведения Сейфуллиной. Много худож. литературы приобретается в Центре.
Торговая работа расширяется.
Так, заключены договора с издательствами «Краевая Новь» и „Новая деревня" по распространению их изданий в Сибири, с Мосполиграф-ом на монопольное снабжение канцелярско-писчебумажными принадлежностями и т. д., с „Графо" и др.
В г. Петроград выехал член правления тов. Макушин для приобретения, новейшей русской и заграничной литературы.
Удалось издательству завязать связи с заграницей.
В Париже, книжный магазин Поволоцкого взял на себя распространение журнала „Сибирские Огни".
В Берлине мы установили связь с издательством „Слово" и книжным магазином „Голос".
На Дальнем Востоке, в Чите мы ведём распространение своих изданий через „Госкнигу", а в Харбине через контрагента.
Близкий.
Советская Сибирь, №203, от 10.
Наш литературный вечер
Первый литературный вечер, устроенный секцией работников печати 3 сентября 1922 в помещении редакции «Советская Сибирь» прошел оживленно, с большим успехом.
Собралось до 50 газетных работников, беллетристов, поэтов, критиков и местных общественно-политических деятелей.
Открывая вечер, т. Баров указал собравшимся на цели и задачи таких литературных вечеров:
общение работников печати,
обмен мнений и
оценка новых местных литературных достижений в поэзии, беллетристике, художественной критике и т. д.
Свои новые произведения читали:
поэты
К. Урманов,
Ерошин,
Комаров,
Итин,
Василевская,
К. Соколов.
Беллетрист Л. Сейфуллина прочла отрывки из своей новой повести „Ноев Ковчег", вызвавшие наибольший интерес. Повесть идет в № 4-м „Сибирских Огней".
Т. Правдухиным прочитан доклад на тему: „О сибирских поэтах". Сущность доклада свелась к оценке сибирских мотивов в поэзии, отдельных сибирских поэтов.
Доклад вызвал оживленные прения, в которых приняли участие
проф Денике,
тов. Чудинов,
Неумолин,
Комаров,
Ерошин,
Баров,
Сейфуллина,
Ващук,
и др.
Выступавшие в прениях различно подходили к оценке современных сибирских писателей.
В заключение подводились итоги вечера.
Высказано единодушное пожелание и впредь устраивать литературные вечера.
Первый литературный вечер безусловно подтвердил назревшую необходимость устройства таких вечеров.
Наш литературный вечер
Первый литературный вечер, устроенный секцией работников печати 3 сентября 1922 в помещении редакции «Советская Сибирь» прошел оживленно, с большим успехом.
Собралось до 50 газетных работников, беллетристов, поэтов, критиков и местных общественно-политических деятелей.
Открывая вечер, т. Баров указал собравшимся на цели и задачи таких литературных вечеров:
общение работников печати,
обмен мнений и
оценка новых местных литературных достижений в поэзии, беллетристике, художественной критике и т. д.
Свои новые произведения читали:
поэты
К. Урманов,
Ерошин,
Комаров,
Итин,
Василевская,
К. Соколов.
Беллетрист Л. Сейфуллина прочла отрывки из своей новой повести „Ноев Ковчег", вызвавшие наибольший интерес. Повесть идет в № 4-м „Сибирских Огней".
Т. Правдухиным прочитан доклад на тему: „О сибирских поэтах". Сущность доклада свелась к оценке сибирских мотивов в поэзии, отдельных сибирских поэтов.
Доклад вызвал оживленные прения, в которых приняли участие
проф Денике,
тов. Чудинов,
Неумолин,
Комаров,
Ерошин,
Баров,
Сейфуллина,
Ващук,
и др.
Выступавшие в прениях различно подходили к оценке современных сибирских писателей.
В заключение подводились итоги вечера.
Высказано единодушное пожелание и впредь устраивать литературные вечера.
Первый литературный вечер безусловно подтвердил назревшую необходимость устройства таких вечеров.
Советская Сибирь, №203, от 10.9.1922
По нашему краю
НОВЫЙ СТРОЙ
(От нашего корреспондента)
Дорога спускалась в крутой лог. Через лог переброшен деревянный новенький мостик. Дальше ровной полосой развернулась чернозёмная степь.
— Вот в прежнее время мы сюда не ездили,—замечает мой ямщик-сибиряк. Дорога была далеко и объезд и то проезжали с трудом, страсть как вязли. А ноне—вишь, коммунары выстроили новый мост и дорогу наладили прямее.
— А разве здесь есть близко коммуна?
— Да есть, "Тружеником" называется.
— В таком случае, дружище, вводом в коммуну...
Вдали показались постройки, среди которых выступал громадный трехэтажный дом, который как после оказалось, состоит из 20-ти больших комнат и залы, заменяющей клуб и театр, где имеется сцена, декорации, библиотека и на днях приобретен новенький рояль. Вокруг этого дома расположены в известном порядке ещё 11 жилых домов и другие хозяйственные постройки.
Всё в общей сложности представляло вид средней усадьбы с тою лишь существенной разницей, что это создано не путём эксплоатации, а мозолистыми руками крестьян села Кривинского, в большинстве своем бедняков, объединившихся в коммуну "Труженик".
С поля, где уже приступили в обмолоту хлеба, возвращается т. К. Чистиков руководитель коммуны.
Молотьба производилась недавно приобретенной молотилкой, которая приводилась в движение 12 сильным двигателем.
Руководитель тут же поделился своими впечатлениями о новой машине; последняя дала возможность посылать на молотьбу вместо 40 человек 20 и вместо 16 лошадей,только 2. Приобретение машины, внесло новую струю в жизнь коммунаров и проявило желание среди коммунаров больше применять машинную силу в сельском хозяйстве.
Коммуна организовалась в августе 1920 года. Одно время численность коммуны доходила до 320 едоков, но за два года состав ее не много изменился, некоторые принимались в состав коммуны, другие исключались.
Некоторые входили в коммуну с целью укрыться от государственных продразверсток и налогов или из желания прокатиться на чужой спине, но всех таких „приятелей" скоро разоблачили и попросили оставить коммуну.
Иные же поняли, что в период НЭПа не по путаи с коммунарами и постарались уйти сами. Теперь коммуна состоит из 246 едоков; из них членов и кандидатов РКП—27 тов.
В 1921 году было 228 дес. посева, который за исключенном 40 дес. производился ручным способом,отчего урожай оказался не важным, но налог всё-же выполнила полностью. Молотилок работало только две и те кустарки; пришлось хлеб обмолачивать всю зиму, много растрачено зерна. Теперь же, с приобретением большой молотилки, обмолот идет в десять раз быстрее.
В 1922 г. посеяно 228 дес.; посев производился исключительно сеялками и урожай вышел на славу. Из обмолоченных 10 снопов намолачиваюсь чистого зерна 1 пуд 12 фун.
Несмотря на трудные условия ведения хозяйства, коммуной обращено серьёзное внимание на полеводство и луговодство, так например, при содействия агронома Каменского УЗУ Шубина был произведен (летом 21 года) ранний взмет паров, на опытном участке в 2 дес. вспахана на пробу одна десатина под зябь. Результаты хорошие, урожайность повысилась на 30 проц. Кроме того производилась бороньба лугов, посев трав, клевера, тимофеевки и люцерны.
Коммуна в настоящее время располагает следующим хозяйством; рабочих лошадей — 91, на них 2 производителя, один тяжеловоз, второй полукровный рысистый Орловской породы и 48 шт. лошадей молодняка.
Рогатого скота 200 шт., из которых 20 шт. Холмогорской породы, остальные местной. Средний живой вес скота местной породы 24 пуда.Овец —125 шт., свиней — 67 шт.
В коммуне имеется любитель-животновод т. Федорченко, благодаря усилиям которого от 64 коров выкормлено 52 теленка 1922-го года.
Это является для Сибири исключением. Обыкновенно, благодаря не внимательному уходу, в Сибири погибает от 50 проц. до 80 проц телят.
Коммуна располагает следующим инвентарём,
— плугов 21,
— сеялок 3,
— сенокосилок 15,
— уборочных машин 11,
— молотилок 6,
— веялок 16,
— ходков 19,
— бричек 18,
— сортировок 1,
— грабель конных 19.
Имеются предприятия:
— кожзавод, годовая производительность которого 2000 кож и 1500 пар сапожных вытяжек,
— маслодельный завод и
— две мельницы.
В ближайшее время коммуна решила приобрести трактор, локомобиль, а для полного оборудования кожзавода машину-динамо со всей необходимой арматурой, что даст электрическое освещение во все помещения коммуны.
Для приобретения машины уже командирован в гор. Новониколаевск коммунар т. Архипов.
Культурная работа ввиду страдной поры, пока приостановилась, но с наступлением зимы пойдет нормальным темпом.
В зиму 21—22 г. функционировала школа, обслуживавшаяся двумя учителями, на зиму 22—23 г. решено пригласить еще третьего учителя, которые все будут оплачиваться коммуной.
Из коммунаров составлена любительская труппа артистов, которым в 1919 г. пришлось, как в коммуне, так и в окружающая селах выступать не одна десяток раз на импровизованных сценах сельских театров. Почти все коммунары, за редким исключением, грамотны...
Потолковав с руководителем с четверть часа, мы с ямщиком тронулись дальше.
В воздухе пахло снопами, а с поля доносился вой паровой молотилки.
Как-то весело стало, а с другой стороны и грустно когда вспомнишь, как много ещё деревенской бедноты, не понявшей значения коллективной работы.
— Вот, поди ты,—замечает ямщик.—вначале наши мужики здорово смеялись с коммуны, а теперь и впрям позавидуешь, ну что же коды-ни будь все будем в коммуне, в одиночку робить не спорно.
Правильно товарищ, в одиночку не спорно, а дружно по будет грузно. Совместным трудом победим нищету и невежество. Учитесь хорошему примеру коммуны «Труженик».
И. Н.
По нашему краю
НОВЫЙ СТРОЙ
(От нашего корреспондента)
Дорога спускалась в крутой лог. Через лог переброшен деревянный новенький мостик. Дальше ровной полосой развернулась чернозёмная степь.
— Вот в прежнее время мы сюда не ездили,—замечает мой ямщик-сибиряк. Дорога была далеко и объезд и то проезжали с трудом, страсть как вязли. А ноне—вишь, коммунары выстроили новый мост и дорогу наладили прямее.
— А разве здесь есть близко коммуна?
— Да есть, "Тружеником" называется.
— В таком случае, дружище, вводом в коммуну...
Вдали показались постройки, среди которых выступал громадный трехэтажный дом, который как после оказалось, состоит из 20-ти больших комнат и залы, заменяющей клуб и театр, где имеется сцена, декорации, библиотека и на днях приобретен новенький рояль. Вокруг этого дома расположены в известном порядке ещё 11 жилых домов и другие хозяйственные постройки.
Всё в общей сложности представляло вид средней усадьбы с тою лишь существенной разницей, что это создано не путём эксплоатации, а мозолистыми руками крестьян села Кривинского, в большинстве своем бедняков, объединившихся в коммуну "Труженик".
С поля, где уже приступили в обмолоту хлеба, возвращается т. К. Чистиков руководитель коммуны.
Молотьба производилась недавно приобретенной молотилкой, которая приводилась в движение 12 сильным двигателем.
Руководитель тут же поделился своими впечатлениями о новой машине; последняя дала возможность посылать на молотьбу вместо 40 человек 20 и вместо 16 лошадей,только 2. Приобретение машины, внесло новую струю в жизнь коммунаров и проявило желание среди коммунаров больше применять машинную силу в сельском хозяйстве.
Коммуна организовалась в августе 1920 года. Одно время численность коммуны доходила до 320 едоков, но за два года состав ее не много изменился, некоторые принимались в состав коммуны, другие исключались.
Некоторые входили в коммуну с целью укрыться от государственных продразверсток и налогов или из желания прокатиться на чужой спине, но всех таких „приятелей" скоро разоблачили и попросили оставить коммуну.
Иные же поняли, что в период НЭПа не по путаи с коммунарами и постарались уйти сами. Теперь коммуна состоит из 246 едоков; из них членов и кандидатов РКП—27 тов.
В 1921 году было 228 дес. посева, который за исключенном 40 дес. производился ручным способом,отчего урожай оказался не важным, но налог всё-же выполнила полностью. Молотилок работало только две и те кустарки; пришлось хлеб обмолачивать всю зиму, много растрачено зерна. Теперь же, с приобретением большой молотилки, обмолот идет в десять раз быстрее.
В 1922 г. посеяно 228 дес.; посев производился исключительно сеялками и урожай вышел на славу. Из обмолоченных 10 снопов намолачиваюсь чистого зерна 1 пуд 12 фун.
Несмотря на трудные условия ведения хозяйства, коммуной обращено серьёзное внимание на полеводство и луговодство, так например, при содействия агронома Каменского УЗУ Шубина был произведен (летом 21 года) ранний взмет паров, на опытном участке в 2 дес. вспахана на пробу одна десатина под зябь. Результаты хорошие, урожайность повысилась на 30 проц. Кроме того производилась бороньба лугов, посев трав, клевера, тимофеевки и люцерны.
Коммуна в настоящее время располагает следующим хозяйством; рабочих лошадей — 91, на них 2 производителя, один тяжеловоз, второй полукровный рысистый Орловской породы и 48 шт. лошадей молодняка.
Рогатого скота 200 шт., из которых 20 шт. Холмогорской породы, остальные местной. Средний живой вес скота местной породы 24 пуда.Овец —125 шт., свиней — 67 шт.
В коммуне имеется любитель-животновод т. Федорченко, благодаря усилиям которого от 64 коров выкормлено 52 теленка 1922-го года.
Это является для Сибири исключением. Обыкновенно, благодаря не внимательному уходу, в Сибири погибает от 50 проц. до 80 проц телят.
Коммуна располагает следующим инвентарём,
— плугов 21,
— сеялок 3,
— сенокосилок 15,
— уборочных машин 11,
— молотилок 6,
— веялок 16,
— ходков 19,
— бричек 18,
— сортировок 1,
— грабель конных 19.
Имеются предприятия:
— кожзавод, годовая производительность которого 2000 кож и 1500 пар сапожных вытяжек,
— маслодельный завод и
— две мельницы.
В ближайшее время коммуна решила приобрести трактор, локомобиль, а для полного оборудования кожзавода машину-динамо со всей необходимой арматурой, что даст электрическое освещение во все помещения коммуны.
Для приобретения машины уже командирован в гор. Новониколаевск коммунар т. Архипов.
Культурная работа ввиду страдной поры, пока приостановилась, но с наступлением зимы пойдет нормальным темпом.
В зиму 21—22 г. функционировала школа, обслуживавшаяся двумя учителями, на зиму 22—23 г. решено пригласить еще третьего учителя, которые все будут оплачиваться коммуной.
Из коммунаров составлена любительская труппа артистов, которым в 1919 г. пришлось, как в коммуне, так и в окружающая селах выступать не одна десяток раз на импровизованных сценах сельских театров. Почти все коммунары, за редким исключением, грамотны...
Потолковав с руководителем с четверть часа, мы с ямщиком тронулись дальше.
В воздухе пахло снопами, а с поля доносился вой паровой молотилки.
Как-то весело стало, а с другой стороны и грустно когда вспомнишь, как много ещё деревенской бедноты, не понявшей значения коллективной работы.
— Вот, поди ты,—замечает ямщик.—вначале наши мужики здорово смеялись с коммуны, а теперь и впрям позавидуешь, ну что же коды-ни будь все будем в коммуне, в одиночку робить не спорно.
Правильно товарищ, в одиночку не спорно, а дружно по будет грузно. Совместным трудом победим нищету и невежество. Учитесь хорошему примеру коммуны «Труженик».
И. Н.
ТОП 5
1
3