Достали вы ужо, курильщики. У меня и так кашель, какие-то тарахтелки по лёгким перекатываются, погремушки щекотные. Цельную неделю провалялся я дома с температурой 37,5-39, завтра иду, наконец-то вашего брата нюхать. Предупреждаю, отхаркивать свою стерильную и жемчужного цвета слизь буду прямо вам в харю, крепко взяв за грудки. Потому что именно так вы меня, обкуриваете, так же беззастенчиво. Я уж подумываю купить чехол для одежды, потому, как воняет она, моя невинная одежда, вашим долбанным дымом, словно копчёное сало.
А недавно был случай. Как раз накануне моей простуды. Похоже на то, что я уже начал болеть, только не осознавал. Уж больно вонюч стал ваш дым на остановках. Стою я на вокзале, жду электричку, и ну просто не могу увернуться от курева. То один хренила с землистым лицом идёт мимо, а у него из чёрно-жёлтой пасти, как из пушки после выстрела слоится дым. Задумался о чём-то, вспоминает наверное, когда он последний раз ноги мыл. То какой-то ПТУшник с соплями в носу, стоит от холода трясётся и пыхает сквозь эти сопли, шкварча и побрызгивая ими, свою пайку идиотизма. Уж этот мальчонка и дерьмо жрать бы стал за компанию, лишь только пацаны одобрили бы, да похвалили. А тут ещё на неокрепшую психику такая чудная реклама Мальборо – ковбои в шляпах без признаков дебилизма на лице и стеклянных соплей на губах. Я думаю если бы этого мальца, с его соплями и тыквообразной головой дауна поместить на этот плакат вместо того мужика, то мужик тот, мгновенно бросил бы курить. Впрочем, судя по его цвету лица и некоричневым зубам он и так не курит. Впрочем для фотошопа коричневые зубы – ерунда.
Ну вот, еду я, музычку слушаю, и пришла пора выметаться. Вышел я в тамбур и вижу, как один мужик в синей курточке на синтепоне мается, достал сигаретку, мнёт её в пальцах, мысленно (а вот это – под вопросом, у курильщика это совсем другой процесс) уже курит её. Поведение его было схоже с человеком, которого поносище прихватил во время вручения ему награды Президентом страны. Заприметил я его. Когда двери открылись я ушёл вперёд, а он меня догнал, уже с прикуренной сигаретой. Во время подъёма на мост он оказался между мной и толстенной тёткой. Пролёт лестницы был забит людьми, как реки лососем во время нереста, никак его не обогнать. И тётушка, что впереди шла, обернулась и рявкнула на него, тряся щеками, что, дескать, совсем своим дымом задолбал, потерпеть не можешь.
Ага, думаю, есть одна потенциальная сообщница для меня. Да дедок старый поддакнул. Но эта морда нагло ответила, что курю, где хочу, и пошливывсе.
Ну, думаю, падла, зря ты меня послал. (Он же сказал – все). А на мосту, посередине прохода стоит здоровенный столб, на котором висит плакатище, и вся эта конструкция создаёт такой интимный уголок, что я просто не мог удержаться и когда вся наша троица кучкой поднялась в этот закуток, я без слов схватил курильщика за яйца и плечико и быстро швырнул его с моста вниз. Он полетел на рельсы, сделав красивую паузу, обернувшись вокруг токовода, чисто гимнаст. И этой задержкой он дал фору сигаретке. Искронув о рельсы, она не успела погаснуть, как сверху её смачно притушило хрястнувшее тельце хозяина. И тут же из под моста выполз не успевший набрать скорость электропоезд. Вот уж кому табачный дым по барабану, а ведь и он проехал по курильщику с видимым удовольствием.
Я, старичок, и толстая тётка подняли глаза от мерзавца, скрывшегося по китовой спиной электрички, посмотрели друг на дружку. Губы у тётки затряслись, покатились слёзы, она чувственно прошептала мне «Спасибо, сынок!», поставила на пол сумки и я практически исчез в её объятиях. Не помню сколько времени прошло, когда асфикция начала помаленьку проходить, я увидел удаляющуюся тётку, а на мосту уже никого не было.
Внизу вокзальные собачки дружно доедали курильщика, уже почти всего доели, на бывшей синей куртке лежали только два чёрных куска. Это были лёгкие.