По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла, согласно рапорту Высокопреосвященнейшего Никодима Митрополита Новосибирского и Бердского, утвержден день празднования Собора святых Новосибирской митрополии – 16 февраля ст.ст / 29 февраля н.ст (в день памяти святителя Макария (Невского), митрополита Московского).

В состав Собора святых Новосибирской митрополии входят:

1. Святитель Макарий (Невский), митрополит Московский и Коломенский, апостол Алтая, 1835–1926 гг., канонизирован в 2000 г.

С 1891 по 1912 гг. возглавлял Томскую епархию, в состав которой входила территория нынешней Новосибирской области. По благословению и при личном участии владыки Макария произошли основные вехи становления Ново-Николаевска: 1894–1897 гг. – строительство моста через Обь; 1897–1899 – строительство собора святого князя Александра Невского (епископ Макарий освятил главный престол собора); 1901 – по благословению владыки Макария освящен Покровский храм; 1906 г. – архиепископ Макарий освятил храм Михаила Архангела в с. Козиха, также, предположительно, и многие другие храмы.

1) В Новосибирске действует православный центр глухих и слабослышащих во имя святителя Макария Алтайского;
2) Во имя святителя Макария (Невского) строится храм в Дзержинском районе Новосибирска.

2. Преподобномученик Валентин (Лукьянов), иеромонах, 1875–1940 гг., канонизирован в 2004 г.

Родился в Калужской губернии. В 1915 году был пострижен в монашество в Троице-Сергиевой лавре. Рукоположен во иеродиакона в 1920 году, в 1923 - во иеромонаха, до 1930 года отец Валентин служил в Николаевском храме в городе Наро‐Фоминске, а после его закрытия в храме в городе Кунцево. 26 ноября 1937 года он был арестован и заключен в Таганскую тюрьму в Москве. 29 ноября 1937 года тройка при УНКВД по Московской области приговорила его к десяти годам заключения. Скончался 1 июня 1940 года в исправительно‐трудовом лагере в Новосибирской области и был погребен в безвестной могиле.
Почитается в соборе новомучеников и исповедников Церкви Русской

3. Священномученик Илия Березовский, пресвитер, 1890–1938 гг., канонизирован в 2000 г.

Родился в деревне Гляденской Томского уезда Томской губернии (ныне д. Глядень Мошковского района Новосибирской области). Служил священником в селе Мошкове Новосибирской области. В 1933 году был арестован Мошковским ОГПУ и выслан в Казахстан, в село Чемолгaн (ныне Ушконыр) Кaскеленского района Алма-Атинской области. 14 декабря 1937 года снова был арестован Каскеленским отделом НКВД. 1 февраля 1938 года тройкой при УНКВД по Aлмa-Aтинской области приговорен к расстрелу. Был расстрелян 3 февраля 1938 года. Погребен в общей безвестной могиле.
Почитается в соборе новомучеников и исповедников Церкви Русской

4. Священномученик Михаил Пятаев, пресвитер, 1891–1930 гг., канонизирован в 2000 г.

Родился в Пензенской губернии. Женился и в 1917 году с женой переехал в Омск. До 1921 года служил в Омске, а затем был переведен в Богоявленский храм села Малокрасноярка (ныне – на территории Кыштовского района Новосибирской области). 8 января 1930 года арестован и отправлен в тюрьму в город Каинск (ныне – г. Куйбышев Новосибирской области). Священник Михаил Пятаев был расстрелян 28 февраля 1930 года в тюрьме г. Каинска.

5. Священномученик Иоанн Куминов, пресвитер, 1877–1930, гг., канонизирован в 2000 г.

Родился в Омской области. В 1922 году рукоположен во священника. Служил в храмах Омской епархии. В 1928 году направлен в Богоявленский храм села Малокрасноярка, где служил вторым священником. 8 января 1930 года был арестован вместе с настоятелем храма и заключен в тюрьму г. Каинска. Был расстрелян 28 февраля 1930 года вместе со священником Михаилом Пятаевым.

1) В Каинском епархиальном управлении в 2014 году освящен храм во имя сщмчч. Михаила Пятаева и Иоанна Куминова;
2) В 2017 году Издательством Московской Патриархии издана брошюра «Новомученики Новосибирские» с житием этих святых.

6. Священномученик Николай Ермолов, пресвитер, 1874–1937, канонизирован в 2002 г.

Родился в Самарской губернии. В 1900 рукоположен во священника. В ноябре 1919 году о.Николай с семьей вместе с отступающей Белой армией отправился в Сибирь, где жил его брат. Служил в сёлах Мошковского и Тогучинского районов нынешней Новосибирской области. В 1924 году о. Николай был назначен настоятелем Никольской церкви с. Ордынского Новосибирской губернии. В 1928 году был возведен в сан протоиерея и назначен благочинным Ордынского округа. 27 июля 1937 года он был арестован в составе большой группы священнослужителей Новосибирской области, 27 сентября 1937 года он был этапирован в тюрьму г. Новосибирска. 1 октября 1937 года Особой тройкой НКВД по Западно-Сибирскому краю был приговорен к расстрелу., Расстрелян 26 октября 1937 года в Новосибирске. Погребен в общей безвестной могиле.

7. Священномученик Иннокентий Кикин, пресвитер, 1878–1937 гг., канонизирован в 2002 г.

Родился в Каинском округа Томской губернии. В 1910 году рукоположен во священника и назначен настоятелем Свято-Никольского молитвенного дома с. Нижнекаменского Барнаульского уезда Томской губернии (ныне Нижнекаменка Ордынского района Новосибирской области). 28 июля 1937 г. арестован в составе группы священников и мирян во главе с прот. Николаем Ермоловым. 1 октября 1937 года Особой тройкой при УНКВД по Западно-Сибирскому краю приговорен к расстрелу вместе с прот. Николаем Ермоловым. Расстрелян 26 октября 1937 года в Новосибирске, погребен в безвестной общей могиле.

1) В официальной резиденции Новосибирской митрополии в 2012 году освящен храм во имя сщмчч. Николая Ермолова и Иннокентия Кикина;
2) В 2015 году учреждена медаль «За служение Новосибирской епархии Русской Православной Церкви» с изображением сщмчч. Николая и Иннокентия;

3) В 2017 году Издательством Московской Патриархии издана брошюра «Новомученики Новосибирские» с житием этих святы

В одном совхозе было. Пришел к директору знакомый китаец и принес подарок. Директор, Трофим Михайлович, услыхав о подарке, замахал рукой. Огорченный китаец поклонился и хотел уходить. А Трофиму Михайловичу стало жалко китайца, и он остановил его вопросом:

– Какой же ты хотел поднести мне подарок?

– Я хотел бы, – ответил китаец, – поднести тебе в подарок свой маленький собак, самый маленький, какой только есть в свете.

Услыхав о собаке, Трофим Михайлович еще больше смутился. В доме директора в это время было много разных животных: жил кудрявый пес Нелли и гончая собака Трубач, жил Мишка, кот черный, блестящий и самостоятельный, жил грач ручной, ежик домашний и Борис, молодой красивый баран. Жена директора Елена Васильевна очень любила животных. При таком множестве дармоедов Трофим Михайлович, понятно, должен был смутиться, услыхав о новой собачке.

– Молчи! – сказал он тихонько китайцу и приложил палец к губам.

Но было уже поздно: Елена Васильевна услыхала слова о самой маленькой во всем свете собачке.

– Можно посмотреть? – спросила она, появляясь в конторе.

– Собак здесь! – ответил китаец.

– Приведи.

– Он здесь! – повторил китаец. – Не надо совсем приведи.

И вдруг с очень доброй улыбкой вынул из своей кофты притаенную за пазухой собачку, каких я в жизни своей никогда не видел и, наверное, у нас в Москве мало кто видел. Моей мягкой шляпой ее можно было, бы прикрыть, прихватить и так унести. Она была рыженькая, с очень короткой шерстью, почти голая и, как самая тоненькая пружинка, постоянно отчего-то дрожала. Такая маленькая, а глазища большие, черные, блестящие и навыкате, как у муравья.

– Что за прелесть! – воскликнула Елена Васильевна.

– Возьми его! – сказал счастливый похвалой китаец.

И передал свой подарок хозяйке.

Елена Васильевна села на стул, взяла к себе на колени дрожавшую не то от холода, не то от страха пружинку, и сейчас же маленькая верная собачка начала ей служить, да еще как служить! Трофим Михайлович протянул было руку погладить своего нового жильца, и в один миг тот хватил его за указательный палец. Но, главное, при этом поднял в доме такой сильный визг, как будто кто-то на бегу схватил поросенка за хвостик и держал. Визжал долго, взлаивал, захлебывался, дрожал, голенький, от холода и злости, как будто не он директора, а его самого укусили.

Вытирая платком кровь на пальце, недовольный Трофим Михайлович сказал, внимательно вглядываясь в нового сторожа своей жены:

– Визгу много, шерсти мало!

Услыхав визг и лай, прибежали Нелли, Трубач, Борис и кот. Мишка прыгнул на подоконник. На открытой форточке пробудился задремавший грач. Новый жилец принял всех их за неприятелей своей дорогой хозяйки и бросился в бой. Он выбрал себе почему-то барана и больно укусил его за ногу. Борис метнулся под диван. Нелли и Трубач от маленького чудовища унеслись из конторы в столовую. Проводив огромных врагов, маленький воин кинулся на Мишку, но тот не побежал, а, изогнув спину дугой, завел свою общеизвестную ядовитую военную песню.

– Нашла коса на камень! – сказал Трофим Михайлович, высасывая кровь из раненого указательного пальца. – Визгу много, шерсти мало! – повторил он своему обидчику и сказал коту Мишке, подтолкнув его ногой: – Ну-ка, Мишка, пыхни в него!

Мишка запел еще громче и хотел было пыхнуть, но быстро, заметив, что враг от песни его даже не моргнул, он метнулся сначала на подоконник, а потом и в форточку. А за котом и грач полетел. После этого большого дела победитель как ни в чем не бывало прыгнул обратно на колени своей хозяйки.

– А как его звать? – спросила очень довольная всем виденным Елена Васильевна.

Китаец ответил просто:

– Лимон.

Никто не стал добиваться, что значит по-китайски слово «лимон», все подумали: собачка очень маленькая, желтая, и Лимон – кличка ей самая подходящая.

Так начал этот забияка властвовать и тиранить дружных между собой и добродушных зверей.

В это время я гостил у директора и четыре раза в день приходил есть и пить чай в столовую.

Лимон возненавидел меня, и довольно мне было показаться в столовой, чтобы он летел с коленей хозяйки навстречу моему сапогу, а когда сапог легонечко его задевал, летел обратно на колени и ужасным визгом возбуждал хозяйку против меня. Во время самой еды он несколько примолкал, но опять начинал, когда я в забывчивости после обеда пытался приблизиться к хозяйке и поблагодарить.

Моя комната от хозяйских комнат отделялась тоненькой перегородкой, и от вечных завываний маленького тирана мне совсем почти невозможно было ни читать, ни писать. А однажды глубокой ночью меня разбудил такой визг у хозяев, что я подумал, не забрались ли уж к нам воры или разбойники. С оружием в руке бросился я на хозяйскую половину. Оказалось, другие жильцы тоже прибежали на выручку и стояли кто с ружьем, кто с револьвером, кто с топором, кто с вилами, а в середине их круга Лимон дрался с домашним ежом. И много такого случалось почти ежедневно. Жизнь становилась тяжелой, и мы с Трофимом Михайловичем стали крепко задумываться, как бы нам избавиться от неприятностей.

Однажды Елена Васильевна ушла куда-то и в первый раз за все время оставила почему-то Лимона дома. Тогда мгновенно мелькнул у меня в голове план спасения, и, взяв в руки шляпу, я прямо пошел в столовую. План же мой был в том, чтобы хорошенько припугнуть забияку.

– Ну, брат, – сказал я Лимону, – хозяйка ушла, теперь твоя песенка спета. Сдавайся уж лучше.

И, дав ему грызть свой тяжелый сапог, я сверху вдруг накрыл его своей мягкой шляпой, обнял полями и, перевернув, посмотрел: в глубине шляпы лежал молчаливый комок, и глаза оттуда смотрели большие и, как мне показалось, печальные.

Мне даже стало чуть-чуть жалко, и в некотором смущении я подумал: «А что, если от страха и унижения у забияки сделается разрыв сердца? Как я отвечу тогда Елене Васильевне?»

– Лимон, – стал я его ласково успокаивать, – не сердись, Лимон, на меня, будем друзьями.

И погладил его по голове. Погладил еще и еще. Он не противился, но и не веселел. Я совсем забеспокоился и осторожно пустил его на пол. Почти шатаясь, он тихо пошел в спальню. Даже обе большие собаки и баран насторожились и проводили его удивленными глазами.

За обедом, за чаем, за ужином в этот день Лимон молчал, и Елена Васильевна стала думать, не заболел ли уж он. На другой день после обеда я даже подошел к хозяйке и в первый раз имел удовольствие поблагодарить ее за руку Лимон как будто набрал в рот воды.

– Что-то вы с ним сделали в мое отсутствие? – спросила Елена Васильевна.

– Ничего, – ответил я спокойно. – Наверно, он начал привыкать – и ведь пора!

Я не решился ей сказать, что Лимон побывал у меня в шляпе. Но с Трофимом Михайловичем мы радостно перешепнулись, и, казалось, он ничуть не удивился, что Лимон потерял свою силу от шляпы.

– Все забияки такие, – сказал он: – и наговорит-то тебе, и навизжит, и пыль пустит в глаза, но стоит посадить его в шляпу – и весь дух вон. Визгу много, шерсти мало!