Медеплавильный завод и монетный двор
В 1747 году предприятия А. Демидова на Алтае перешли во владение императрицы Елизаветы Петровны, которым стала управлять вновь созданная Канцелярия Колывано-Воскресенского горного начальства. Заводы были переведены на выплавку серебра. Сибирские полиметаллические руды, плавившиеся на серебро, содержали значительное количество меди, которая скапливалась на заводах. Ее необходимо было использовать, но доставлять в Россию было слишком дорого. Из этой ситуации был найден изящный выход: в 1761 году было предложено чеканить из алтайской меди монету для использования в Сибири. Были предложены эскизы специальной монеты и разработан план перевода одного из заводов на плавку меди и открытия при нем монетного двора. Указ об учреждении Колыванского монетного двора вышел в 1763 году уже при Екатерине II. По ряду причин перепрофилировать существующие заводы было невозможно, поэтому приняли решение строить новый завод.

Весной 1764 г. было найдено удобное место для строительства завода – на протоке Оби реке Нижний Сузун. Все необходимое для строительства и эксплуатации завода находилось поблизости: огнеупорная глина, выходы бутового камня, огромные массивы соснового леса для строительства и производства древесного угля, а также подходящее для строительства плотины и сопутствующих плавильному производству гидротехнических сооружений место на реке Нижний Сузун.

27 марта 1764 г. канцелярия Колывано-Воскресенских заводов выпустила указ, который предписывал маркшейдеру Н. Бахареву «для выплавки и перечистки меди и производства оной в денежное дело завод строить на реке Нижний Сузун от деревни Нижнеустьсузунской в 15 верстах, где была деревня Быкова, от Малышевской слободы на 20 верст. Главным смотрителем того завода быть Вам». (ГААК, ф. 1, оп. 1, д. 415, л. 1, 5 об., 9 с. об.)

В апреле 1764 г. была создана Сузунская заводская контора, в которую назначены: управляющий, заседатель, комиссар, бухгалтеры и писари. Для охраны строительства было выделено 20 солдат под командованием офицера. Строительство началось в конце мая 1764 г. Образцом для нового строительства был выбран Колыванский медеплавильный завод, а монетный двор был спланирован так же, как в Екатеринбурге. Размеры цехов (расковочный, плющильный, прорезной, якорный) определялись на месте мастерами. Для строительства плотины были командированы плотинные мастера Мартин, Рябинов и Латников, прежде имевшие огромный опыт строительства подобных сооружений. Для кладки горнов и прочих печей было прислано 36 мастеров. Гидросиловую установку на Сузунском заводе строил гидротехник Д. Ф. Головин, участвовавший в строительстве Павловского завода. (Виргинский В.С., Савельев Н.Я. Строительство вододействующий устройств на Алтае в XVII-XIX вв. – М., 1995. – С. 35.)

Строительством монетного двора и организацией монетного производства руководил титулярный советник Иван Марков, присланный специально из Петербурга. Строительство шло очень быстро, тем более что недостатка в рабочей силе не было. Крестьяне Малышевской слободы были давно приписаны к Колывано-Воскресенским заводам, теперь они работали на строительстве в Сузуне. Для организации строительства здесь же, на месте, было построено несколько вспомогательных производств – небольшой кирпичный цех, «пильная фабрика», кузня. Они обеспечивали стройку, а впоследствии должны были работать на нужды завода. Всего на стройке было задействовано 229 заводских служителей и 838 пеших и конных крестьян.
6 мая 1764 г. - Н. Бахарев получил из канцелярии Колывано-Воскресенских заводов Наставление, в котором излагался план строительных работ медеплавильного завода.

12 августа 1764 г. - в присутствии начальника Колывано-Воскресенских заводов Андрея Порошина стали засыпать плотину – грандиозное сооружение медеплавильного производства, перекрывавшее реку Нижний Сузун. По современным меркам длина плотины составляла 235 м 40 см, а ширина - 25 м. Были заняты 33 мастеровых, 13 цеховых, 789 пеших крестьян, 464 конных крестьян.

К ноябрю 1764 г. были построены плотина, корпуса плавильной фабрики с 12 горнами, «плащильная фабрика», молотовая, прорезная. (Монеты царствования имп. Екатерины II. Т. 1. СПб, 1894. С. 99-100.) Оставалось только установить оборудование. Зимой-весной 1764-65 гг. строительство не велось. После спада паводковых вод строительство возобновилось, но 14 июня 1765 г. на стройке вспыхнул пожар. Он начался на кровле расковочного цеха, «…потом вдруг вся монетная фабрика от великого ветра занялась, а потом и гармахерская плавильня, и так обе фабрики и лари до половины сверху и вновь к монетной фабрике недоделанные постройки сгорели в короткое время». (ГААК, ф.1., оп. 1, д.442, л. 18.). Сгорело практически все, спасены были лишь инструменты и печатные станы Были полностью готовы два расковочных молота, на третий навешивали наливное колесо. В плющильной становились станы, завершалась постройка 10 печатных станов, в прорезной все было приготовлено к сборке станов. Сгорел и водопроводный ларь. Труд 229 мастеровых и 838 крестьян пошел прахом. На одном только монетном дворе было в работах от 500 до 600 и более крестьян.

После пожара некоторые инструменты, привезенные из Екатеринбурга, пришли в негодность, для новой постройки помещений и заказа новых инструментов нужно было ждать две трети года, поскольку строительство не окончилось бы до зимы. Екатерина II, узнав о пожаре, в переписках и потере времени, высказала свое неудовольствие. (ГААК, ф.1., оп. 1, д.442, л. 25 об.)

1765 г. (24 июня) - маркшейдером Пятиным составлен план строительства новых «фабрик» Сузунского медеплавильного завода вместо сгоревших 12 июня.

Титулярным советником Иваном Марковым подготовлены люди и инструменты для устройства монетного производства.(Памятники истории, культуры и градостроительства Сибири. - Новосибирск, 1991.-С 105).

Строительство начали заново, по прежнему плану, с использованием уцелевших фундаментов. На плавильный завод и монетный двор прибывали новые специалисты и оборудование. Завершили строительство к июню 1766 г. К этому времени все основные объекты были готовы и снабжены необходимыми механизмами, инструментами и персоналом.

Основным и самым важным строением была плотина, перегораживающая реку Нижний Сузун в месте впадения в нее правого притока реки Пивоварка. Плотина имела высоту 3 сажени, длину около100 саженей, ширину 12 саженей. Над плотиной образовался искусственный пруд. В центре плотины был размещен основной водоспуск (прорез), на котором выстроен водоприемник – «капитальный ларь», стены которого были укреплены деревянными брусьями и балками. В две стороны от него перпендикулярно отходили два рабочих ларя, подающих воду соответственно, - левый (если стоять спиной к плотине) к монетному двору, правый – к плавильной фабрике. Они соединялись с капитальным ларем шлюзовыми воротами. На самих ларях были установлены водяные колеса, которые приводили в движение механизмы обеих фабрик. Отработанная вода из них и капитального ларя самотеком уходила по сливному каналу, впадающему в Нижний Сузун ниже плотины.

Для спуска воды из пруда в южной части плотины были выстроены два водоспуска (прореза) со шлюзами и мостами. Берега их укреплены деревянными ряжами, рубленными в лапу, заполненными землей или бутовым камнем. Они опускались к воде лестничными уступами. Водоспуски были устроены в стороне от основных заводских построек, что исключало опасность для заводских строений в случае прорыва плотины либо разлива паводковых вод.

С нижней стороны пруда, за плотиной (к западу от нее) располагалась заводская крепость. (Все Колывано-Воскресенские заводы строили в виде крепостных оборонительных сооружений, т.к. в первой половине XVIII в. еще существовала опасность нападения кочевников. Позже крепостные сооружения строили по традиции, а также для предотвращения воровства и бегства рабочих. Названия «крепость» и «оплот» сохранялись за заводскими оградами до начала XIX в.) Крепость – стена бревенчатого частокола с воротами, построенная в виде неправильного четырехугольника. В крепости располагались: деревянная плавильная фабрика, выстроенная в виде каре с длинным помещением вдоль плотины; заводская контора; денежная кладовая; гауптвахта; магазины (склады); рудоприемная изба; столярный цех; пробирная.

Внутри большой крепости была построена крепость поменьше – собственно монетный двор. Из него были только одни ворота, у которых стояла караулка и гауптвахта. В длинном помещении монетного двора имелись следующие цеха: расковочный, плавильный, прорезной, печатный, якорный, для резьбы чеканов. Рядом располагались слесарная и счетная избы, а также казарма для мастеровых.

Одновременно с заводскими возводились и жилые строения. Вдоль западной стороны заводской ограды на береговой террасе Пивоварки и правого берега Нижнего Сузуна были спроектированы и построены жилые кварталы для рабочих. Строились они по общему плану: «…мастеровым и работным людям на две семьи, солдатам на четыре семьи. Для служителей и холостых солдат …казармы». (ГААК, ф. 1, оп. 1, д. 415, л. 22.) Дома имели довольно большие приусадебные участки. Они стояли «лицом» к улице, а огороды тянулись на заднем дворе. На внутриквартальных перекрестках стояли караульные будки. Точно такие же кварталы были построены вдоль левого берега Нижнего Сузуна и пруда, а также за южной стеной заводской крепости. На берегу реки Пивоварки были построены несколько зданий для чиновников и офицеров, составляющих отдельный «центральный» квартал «казенных квартир». Известно, что «дома строились приказным служителям, канцеляристам и подканцеляристам – каждому отдельно, копеистам и писарям – по избе с горницею и сенями в одном перерубе с одной печью». (ГААК, ф. 1, оп. 1, д. 415, л. 22.) Такой же небольшой квартал «казенных квартир» был построен на левом берегу Нижнего Сузуна, рядом с госпиталем и заводскими лабораториями.

На берегах сливного канала была построена лесопильня, которая работала от водяного колеса, на южном «прорезе» - водяном сливе (остров между сливами) – располагалась плотницкая изба.
На левом берегу Нижнего Сузуна ниже плотины вдоль южного водоспуска (прореза) были расположены кирпичные цеха, церковь и госпиталь, ниже по реке, у места впадения водоспуска в реку, - кладбище. На мысе между Пивоваркой и Нижним Сузуном была построена большая казенная конюшня, а также сараи для изготовления кирпича.

Очевидец:

«Плотина имеет длину 1010 и ширину в 12 сажен. На спуске, который от искусством сделанного канала отделен, стоит пильная мельница, на Саксонский образ построенная с одним крылом. Плавильня построена наугольником, и вдоль по плотине на одном ряду содержит четыре пары Крумофенов, из коих три пары зделаны высокими печьми, но по причине неудобства от того переменены и, подобно другим, только на пять с половиной футов над горном возвышены. В другой части завода находится Шплейсофен, еще две пары Крумофенов, и пара отдельных горнов, из коих один сломан, и вместо того построен Шплейсофен. Третей, говорят, будет в стоящем возле сего заводе, где идет молот о девяти пестах, которой напротив того хотят перевести в угол большого завода».

«…При плавильне находится еще заводская канцелярия и несколько жилых изб. Кроме того, стоит в близи пробирной дом, в коем две пробирныя, две канцелярныя и одна ветряная печь для пробования меди и железа; далее кузница, меховая, весовая, гошпиталь при коей школа, и подлекарский дом. Все сии строения заключены в деревянной обмазанной стене. Возле заводских строений лежит построенный в 1765 году Монетный двор».

«…Монетный двор окружен высоким острогом четвероугольником сделанным, и у входов онаго стоит караул. Внутри онаго находится кроме счетной караульни и угольной Якорная кузница содержащая большой молот с двумя горнами и наковальня…, слесарня, где приготовляют тиски и пунцоны, плавильня, к коей пристроена токарня…, и наконец, большое монетное строение, стоящее с кузницей в одном ряду и заключающее в себе 4 отделения».

«Как вышеупомянутым образом Сузунские заводы сгорели (в 1765 г. – А, Ш.), то в скорости по зади теперяшнего заводскаго округа сплочен был монетный двор, на коем машины действовали посредством лошадей, которой теперь опять сломан, и на место онаго построен лазарет. По правую сторону Сузуна стоит вне заводского округа на плотине контора, возле коей построен каменный сарай для денег, кои с монетного двора в контору принимаются. Далее стоят потребные запасные дворы, гауптвахта, и по другой линии офицерские домы также и постоялые места. Все простые жилые домы, коих число простирается до двух сот, стоят частию ниже завода по правую сторону Сузуна, частию по левую руку пруда на регулярные и пространные ряды разделено и составляют с казенными строениями и с построенною к южному концу плотины большею церковью, порядочной длинной четырехугольник, которой теперь обнесен рогатками. Почти в каждом дому есть здесь колодезь. По западную сторону простираются прекрасные луга. И по сию сторону лежит кирпичня. Но лес кругом вырублен, от чего положение места весьма приятно».

Из описаний академика П.С. Палласа (Паллас П.С. Путешествие по разным местам Российского государства по велению Санкт-Петербургской императорской Академии наук. – СПб. 1780. Ч.2, кН. 2.С.405-409,410-411).


В сентябре 1766 г. Сузунский медеплавильный комплекс с монетным двором начал работу. С этого момента и до ноября 1781 г.здесь чеканили особенную сибирскую монету. На аверсе был изображен вензель Екатерины II, обрамленный лавровой и пальмовой ветвями. На реверсе сибирский герб: два соболя, держащих рамку с надписью номинала монеты и года выпуска. По кругу – надпись «монета сибирская».

На заводе выпускались монеты номиналом в 10 коп., 5 коп., 2 коп., 1 коп., деньга и полушка. На 10-, 5-, 2-копеечных монетах на гурте шла надпись «колыванская медь». Со второй половины 1767 г. гурт изменился на простую насечку, а под вензелем появились литеры «КМ» - колыванская медь или колыванская монета. В таком виде они чеканились до ноября 1781 г.

Изначально Сузунский медеплавильный завод был «передельным»: он был построен в основном для того, чтобы утилизировать скопившуюся в разном виде на Колывано-Воскресенских заводах медь. В Сузун поставлялись из других заводов штейны - продукты серебряных плавок, а также сырая и обожженная медная руда. Из этого сырья, собранного в разных пропорциях, с добавлением известкового камня и отработанных шлаков составляли шихты. Далее шихты загружали в плавильные печи (разные составы в разные печи), выплавляли, очищали и выливали штыки (слитки). Конечным продуктом плавок становились слитки меди и серебра. Серебро отправляли в столицу, а медные штыки - на монетный двор. На монетном дворе расковывали штыки в полосы, прокатывали до нужной толщины (такая операция называлась плащение), вырезали медные кружки, которые отжигали в специальных сковородах со щелочью, затем гуртили и чеканили изображения. Все медные отходы вновь сплавлялись и использовались повторно.

Очевидец:

«…на заводе находится плавильня и монетный двор. Оба составляют общий, но раздельный двор… Заводы стоят на правой стороне прореза. Они и денежная кладовыя выстроены деревянныя. В плавильне 12 крумофенов, 3 шплейсофена, 3 отчищальные герта, толчея для мусору с 3 молотами, обжигальня с 4 открытыми росшттаделями, магазин для жженой меди, шлиху и горных орудий и важна для вывешивания медной руды и меди. Монетный двор на левой стороне канала, в нем – монетная, 3 толчеи, 2 калильные герта, 1 калильная печь, 3 пары валов, 1 полированный барабан, 1 резальная машина, 1 гуртильная машина, 6 чеканных прессов, 1 стальная скамья, 1 магазин для меди, 1 магазин для денег, 1 для посуды, 1 слесарня и 1 палата для вырезывания штемпелей. Здесь все действует водою, сверх того находится еще 1 кузница, 1 пильная мельница, 1 мастерская для мехов, 1 лаборатория, в которой делают пробу и лигатуру; также контора, гошпиталь, училище».

Описание Сузунского завода 1771 г. И. П. Фалька. (Фальк И.П. Записки путешествия. Полное собрание путешествий по России. – СПб., 1824. – Т.6 С. 502, 503).


Поскольку сибирские полиметаллические руды, из которых чеканили монету, имели высокое содержание золота и серебра, то медный монетный сплав получался дороже, чем в других монетах. Из-за этого было решено чеканить сибирскую монету по 25-рублевой стопе (25 рублей из 1 пуда). В 1766-67 гг. на монетном дворе было выпущено монет на сумму 278 954 рубля, в 1768 г. – на 170 859 рублей, в 1769-м – на 200 070 рублей, в 1770-м – на 250 087 рублей. Этими монетами расплачивались с мастеровыми всех заводов, а также выдавали жалованье сибирским полкам. Монета имела хождение только на территории Сибири. Купцы ее брали неохотно, т. к. ее нельзя было вывозить в западную часть страны.

После того как завод начал давать основную порцию, его продолжали достраивать и развивать инфраструктуру. Благодаря монетному производству период изготовления сибирской монеты был относительно прибыльным, что позволяло развивать и совершенствовать производство. Возводились новые печи, устанавливались новые машины и механизмы, ремонтировались и перестраивались цеха и здания. Так, в 1769 г. плавильный инженер (затем управляющий заводом) А. Слатин спроектировал и построил вододействующую машину «к тиснению сибирской 6-ти сортной монеты», затем в 1771 г. он же построил вододействующий механизм для промывки и гурчения медных кружков.

Кроме монет здесь чеканились жетоны «жеребья» - знаки учета труда приписных крестьян, занимавшихся перевозкой угля на заводах. В нумизматической литературе они известны как «угольные жетоны». Жетоны производились до 1799 г. для разных заводов. Они имели разную форму и оттиски. Всего их было изготовлено несколько десятков тысяч. (Исаева Л.А. Из истории Сузунского медеплавильного завода // 75 лет Новосибирскому краеведческому музею. Новосибирск, 1995 г. С. 109) В этот период на Сузунском медеплавильном заводе начали выплавлять серебро. Так, по разным данным, первая плавка серебра была осуществлена с 1768 по 1772 гг. для выплавки серебра в 1769 г. было построено дополнительно 13 плавильных печей.

1777 г. - об определении учеников Сузунской заводской школы в рудоразборщики на Змеиногорский рудник весной 1777 г. В канцелярию Колывано-Воскресенских заводов из Нижносузунской заводской конторы Репорт Присланным ее императорского величества из реченной канцелярии от 29 числа марта сего года.

Из имеющихся при здешней словесной школы учеников, послать на Змеиногорский рудник для определения в промывальщики четырех, на одно летнее время к разбору руд тридцати одного человека. И во исполнение оного, в здешней конторе по справке: из показанного числа определены при монетном производстве в подкладчики двое, а Иван Панфилов до сего, то есть в прошлом 776 году хотя в подкладчиках и находился, но по окончании годового передела, с 1 генваря сего года взят в школу, а вместо его по способности, в силу указа из канцелярии горного начальства, от 22 числа февраля сего года определено другой, затем к посылке на Змеиногорск послать причлось для определения в промывальщики четыре, а на летнее время двадцать девять к разбору руд, итого тридцать три человека.

7 ноября 1781 г. вышел именной указ императрицы Екатерины II, повелевавший: «сибирскую монету впредь не делать, обретя употребляемую на то медь на дело такой монеты, какая делается в Екатеринбурге, с наблюдением, чтоб из пуда меди выходило 16 рублей, по чему и потребно было на тиснение до 400 000 рублей денег 25 349 пуд». (ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 22, №16312. С. 523-525.) С этого времени Сузунский монетный двор чеканил монету по 16-рублевой стопе (16 руб. из 1 пуда). Переход заметно уменьшил доход кабинета: в среднем с 237 тыс. до 205 тыс. руб. Тем не менее монета, производимая в Сузуне, покрывала около 30 % всех расходов казны на содержание Алтайских заводов.

1782 г. - Письмо князя Вяземского к А.В. Олсуфьеву. 18 июня 1782 г. «О Высочайшем повелении чеканить на Колыванском дворе монету всех сортов, какие потребуются».

"Получив письмо вашего превосходительства относительно начатого в Колыванской области тиснения по Екатеринбургскому чекану одной только пятикопеечной ходячей во всем государстве монеты, за отзывом Екатеринбургской монетной экспедиции что на тамошнем монетном дворе денежной и полушечной монеты не делается, не оставил я, по собрании надлежащих справок, без донесения о том ее императорскому величеству И получил высочайшее повеление, чтоб производить в Колыванской области тиснение и прочей мелкой медной монеты. О чем имея честь сообщить, предоставляю о надлежащем исполнении и о пропорции, сколько мелкой монеты делать в сравнении с пятикопеечною собственному распоряжению вашего превосходительства, по сведению вашему о тамошних надобностях. Пребываю впрочем с совершенным почтением всегда

Вашего превосходительства, милостивого государя моего покорный слуга, князь Александра Вяземский." (Георгий Михайлович, вел. кн. Монеты царствования императрицы Екатерины II. СПб., 1889. Т. I. С. 216).

Весной 1800 г. паводковые воды превысили уровень плотины, захлестнули ее и затопили часть сооружений завода. Наводнение нанесло значительный урон заводу, летом он практически не работал, но к осени был подготовлен план реконструкции. Согласно плану, завод не только восстановили, но и существенно переоснастили новым оборудованием, и к концу года он вновь работал в прежнем режиме.

20 июня 1810, г. император Александр I подписал манифест «О новом устройстве монетной системы».

Из манифеста 20 июня 1810 г. «О новом устройстве монетной системы»: "Установление правильной и единообразной монетной системы составляет важную часть устройства финансов и существенно принадлежит к тем способам, кои для сего приняты и постепенно в действие должны быть приводимы.

На сих основаниях рассмотрев представленные нам соображения, и вняв мнению Государственного Совета, признали Мы за благо постановить следующие главные правила об устройстве монетного дела.

I. Расположения общие.

§ 1. Главною неприменяемою и законною мерою (монетною единицею) всех монет, обращающихся в государстве, устанавливается серебряный рубль настоящего достоинства, и именно: весом в ста рублях пять фунтов и шесть золотников лигатурного серебра 83⅓ пробы.

§ 2. Все прочие серебряные монеты прежних проб и веса, так как и монеты золотые, оставляются в свободном обращении по сравнительному их достоинству к настоящему серебряному рублю.

§ 3. Российская металлическая монета, впредь издаваемая, иметь будет три следующие разделения: 1. монета Банковая или торговая: серебряный рубль и полтина; 2. монета серебряная разменная в двадцать, десять и пять копеек; 3. монета медная разменная в две копейки, в одну копейку и в половину копейки или в одну деньгу…

III. О медной монете.

§ 10. Чекан и выпуск новых медных денег начнется немедленно и производим будет постепенно. Старые медные деньги не будут иначе выводимы из обращения, как по мере замена и удовлетворения всех надобностей, выпуском новой разменной монеты серебряной и медной.

§ 11. Все казенные места, на коих возложено производство разных казенных сборов, должны отдавать в казну ту самую монету, в какой сборы сии к ним поступают. Посему все почтамты и почтовые конторы обязаны чинить ежемесячные выписки, и отсылать в казначейство сборы их в той монете, которая должна у них быть в приеме". (ПСЗРИ-I. Т. XXXI. №24264).

1819 г. - отношение от 29.04.1819 г. Кабинета его императорского величества в Департамент горных и соляных дел об отмене тиснения денежек на Сузунском монетном дворе.

Кабинет его императорского величества предписал г-ну начальнику Колывано-Воскресенских горных заводов, чтобы об отмене тиснения медной монеты денежного достоинства на Сузунском монетном дворе сделал он надлежащее распоряжение.

В связи с повышением внутренних цен на медь в 1820-х гг. монетное производство перестало быть рентабельным. Пуд меди стоил 34 рубля, а монеты из него чеканили всего на 24 руб. Потеря с каждого пуда равнялась десяти рублям. Чтобы сделать завод более эффективным, его старались перепрофилировать и ввести новые производства. Так, с 1820 г. на Сузунском заводе действовало особое предприятие с механической фабрикой по изготовлению железных инструментов. Оно имело отдельный цех, плавильные печи, кричные горны и молоты. Чугун (до 12 тыс. пудов) для выделки железа доставляли с Томского завода за 289 верст, водою по весне. Для его переплавки имелось 4 кричных горна и 2 молота обыкновенной конструкции. Для кричных молотов, токарных и винторезных станков в особой пристройке были помещены три водоналивных колеса. В это же время, видимо, растет ассортимент продукции из меди. Но все эти меры не помогли. В 1830 г. монетный двор и медеплавильный завод, как и другие предприятия Алтая, были переданы в ведение министерства финансов, которое провело в 1831 г. денежную реформу, по которой все монетные дворы в стране перешли на чеканку монеты по 36-рублевой стопе (36 руб. из пуда).

1830 г. - 30 апреля из Кабинета ее императорского величества поступило извещение о передаче Колывано-Воскресенских заводов (за исключением Колыванской шлифовальной фабрики) в аренду Департаменту горных и соляных дел Министерства финансов.

В связи с этим решено отказаться от проставления на монетах аббревиатуры «КМ» (Колыванская медь) и заменить её на «СМ» (Сузунская монета).

В 1839 году вновь была проведена денежная реформа под руководством министра финансов графа Е. Ф. Канкрина. Медь и серебро были уравнены в цене, теперь стоимость стала пропорциональна весу. С этого года вновь начали чеканить монету по 16 рублей из пуда. Переход с 36 рублей в стопе на 16 делал производство монеты в Сузуне невыгодным. К тому же Екатеринбургский монетный двор покрывал нужды всей страны. Уже с 1845 г. в предписании начальнику Алтайских заводов от управляющего министерства финансов говорится: «По общим видам правительства желательно бы, чтобы выделка медной монеты если не вполне с настоящего, то по крайней мере с будущего 1846 г. была совершенно прекращена». (Монеты царствования имп. Николая I. СПб. 1890. С. 94.)

Канцелярия Алтайских заводов пыталась сопротивляться этому решению, мотивируя тем, что существующих запросов руд хватит еще на 10 лет, что для работы завода есть все условия, а завод дает постоянную прибыль. Министр финансов согласился с этими аргументами, завод продолжил работу, но не долго. В 1847 году на Сузунском заводе вспыхнул пожар, который уничтожил большую часть строений. Монетный двор после этого прекратил существование. Спор о необходимости печатать монету в Сибири прекратился. Восстанавливать монетный двор было совершенно невыгодно.


1845 г. - донесение от 23 марта Главного начальника Алтайских горных заводов, генерал-мaйopa Татаринова управляющему Министерством финансов, статс-секретарю Вроненко о заключении горного совета Колывано-Воскресенских заводов, по предмету ограничения в 1845 году выделки медной монеты на Сузунском монетном дворе.

К разрешению сего вопроса, Полковник Соколовский передал в Горный Совет следующие сведения:

1. По 14 число текущего Марта на Сузунском Монетном Дворе приготовлено уже медной монеты, в счет наряда 1845 г. 18.683 руб. серебром.

2. На Монетном Дворе находилось по тоже время меди в штыках, полосах, кружках, обрезках и проч. 6.370 пуд 31 фунт. Из поступившего уже в передел сего металла, может быте приготовлено, за исключением предполагаемого брака, 31.317 руб. сер.; за выделкою сей суммы в Монетном Дворе, по сплаве брака, обрезков и обработке соров, останется за угаром и может быть сдано в заводскую кладовую 4.348 пуд. 18½ фунт. штыковой меди.

3. В заводской кладовой Сузунского завода, кроме металла, находящегося в пределах Монетного Двора, к 14 марта было на лицо 14.000 пуд штыковой меди.

4. Во все заводские Казначейства Колывано-Воскресенского округа, из сложности последних 3-х лет, ежегодно поступает из подушных податей, в счет ассигнованных на действие завода сумм, не менее 100.000 руб. сер. медною монетою.

5. По 13 Марта в Барнаульском Окружном Казначействе находилось медной монеты, не имеющей особого назначения, старого чекана 14.440 руб. и нового тиснения 166.900 руб., всего же 181.340 руб. сер.

Горный Совет заключил, что выделку медной монеты на Сузунском Монетном Дворе в нынешнем 1845 г., можно ограничить 50.000 руб. сер. Сумма эта составится из 18.683 р. уже затисненных по 14 марта и 31.317 р., которые приготовятся, как выше объяснено, из металла находящегося в переделе Монетного Двора.

1845 г. - Список с предписания министра финансов главному начальнику Алтайских заводов, от 12 Мая 1845 г. «О выделке на Сузунском монетном дворе в 1845 году 150.000 руб. сер. медной монеты».

Рассмотрев представление вашего превосходительства, от 23 минувшого марта, о потребности Колывано-Воскресенским заводам в отпуске из Главного казначейства 100.000 руб., в случае невыделки на Сузунском монетном дворе в нынешнем году такового же количества медной монеты, в число назначенных высочайше утвержденною 9 прошлого января на сей год сметою 150.000 руб., я нахожу не удобным, входите особым докладом к государю императору для исходатайствования высочайшего соизволения на отпуск просимых вами 100.000 руб., а потому поручаю вам, милостивый государь мой, распорядитесь в сем году приготовить на Сузунском монетном дворе медной монеты полное назначенное сметою количество 150.000 руб., поспешив между тем представлением мне требуемых от вашего превосходительства предписанием моим от 27 января сего года соображений относительно ограничения или прекращения там выделки означенной монеты на будущее время.

Министр финансов


Статс-секретарь Ф. Вронченко.




Георгий Михайлович, вел. кн. Монеты царствования Николая I. СПб., 1890. С. 96–97.


1848 г. - доклад министру финансов от Комитета, учрежденного для составления штатов и положения горных заводов, об исключении монетного производства из штатов Алтайского Округа и закрытии Сузунского Монетного Двора от 18 февраля 1848 г.
1885 г. - резолюция об отправке 24 тыс. пудов сузунской меди в Нижний Новгород.

На 30 число апреля текущего [1885] года назначались торги с переторжкою чрез три дня, на перевозку из Сузунского завода в Нижний Новгород меди штыковой, выплавленной в наряд 1884 года в количестве 24.000 пуд., для чего и вызывались желающие чрез установленную законом публикацию; но как на торги, как и на переторжку никто не явился, вследствие чего торги не состоялись. Между тем отдельными переговорами доверенный коллежского асессора и барнаульского временного купца Михаила Егорова Функ, дворянин Дмитрий Егоров Функ предложил доставить медь водяным путем в г. Тюмень к 15 числу будущего июля месяца за плату двадцать две коп. (22) с пуда, а Торговый дом братьев Каменских в Перми особым извещением изъявил согласие доставить медь из г. Тюмени в Нижний Новгород: текущей навигацией по восьмидесяти коп., а будущей – пятьдесят пять копеек с пуда. Об этом телеграммою 4 сего мая было донесено Кабинету его величества на распоряжение, и вместе с тем Кабинет прошен заключить условие в С. Петербургской их конторе, так как здесь нет доверенного от них лица, на что из Кабинета и последовала ответная телеграмма от 7 числа мая следующего содержания: «Каменскими заключено условие сдать им медь Тюмени для доставки нынешнею навигациею Нижний восемьдесят копеек пуд».

В настоящее время готовой к отправке меди имеется 28.000 пуд, каковую доверенный г. Функа дворянин Дмитрий Егоров Функ берется доставить на предъявленных им условиях, в г. Тюмени всю даже более, если будет выплавлена ко дню приема, с тем, чтобы медь принять ему в Сузунском заводе без укупорки в деревянные ящики – одним счетом штыков и чистым весом их; точно так сдать ее в Тюмени доверенному лицу от Торгового дома братьев Каменских; причем исправность доставки меди Функ обеспечивает буксирующим груз пароходом «Барнаул» и баржами, при нем находящимися. А потому на основании сих условий, заключить с доверенным Функа установленным порядком договор, в который включить, чтобы к приему меди было приступлено немедленно, и чтобы таковая была доставлена в Тюмень к 15 и отнюдь не позже 20 числа июля месяца текущего года. Конторе Сузунского завода о заключении с Функом договора, с приложением копии с него, дать знать и предписать: всю наличную и свободную медь, какая будет готова ко дню приема ее Функом, кроме 28.000 пуд, сдать ему точно таким же порядком, как было в прошлом году, т.е. без всяких расходов со стороны заводоуправления на эту сдачу и самую перевеску меди, что Функом принято на себя, заводоуправление же обязано только приготовить для сего рабочих, как сказано в пунк. 2-м договора; по передаче Функу меди донести главному управлению, с приложением накладных росписей и с пояснением: какое назначение контора находит возможным дать укупорке если таковая была приготовлена.

После закрытия монетного двора медеплавильное производство продолжало работу, на месте монетных цехов появились другие мастерские. Сузунский завод выполнял крупные заказы для всей горной промышленности Сибири. Здесь выплавляли медь, лили колокола, изготавливали разные бытовые предметы. Есть сведения, что одно время даже было налажено ружейное производство. Монетный двор перешел на выпуск ширпотреба и случайных заказов. Время от времени возобновлялись также серебряные плавки. До 1860 г. здесь продолжали лить чугун.


С падением крепостного права 1861 г. был отменен обязательный труд на Алтайских заводах. Существующее при заводе оседлое поселение и условия труда, при которых к тому времени большинство квалифицированных рабочих были наемными, позволили продолжать работу завода без основных потерь. Однако в пореформенный период в горнодобывающей промышленности Алтая начался кризис. Заводы и рудники постепенно закрываются. В 1896 г. Алтайский горный округ был переименован просто Алтайский округ, что свидетельствует о фактическом конце эпохи горного производства. Кризис отразился и на Сузунском заводе, однако он работал дальше других.

В 1890-х – начале 1900-х гг. он еще переплавлял штейны (отходы сереброплавильного производства), накопленные на Барнаульском и Павловском заводах, выдавая около 10 тыс. пудов меди в год, кроме того, время от времени переплавлял и серебро. Однако производственные мощности сокращались вслед за задачами, количество рабочих постепенно сокращалось. Сам рабочий поселок также приходил в упадок, были закрыты школа и училище, заводской пруд и каналы постепенно загрязнялись, горное начальство уже не выделяло средств на подержание порядка в поселке. Изменился и состав населения, в нем все больше появлялось крестьян и разночинцев, никак не связанных с работой завода.
В докладе от 12.11.1910 г. министра императорского двора было сказано об упразднении Сузунского завода с 01.11.1910 г. (Российский государственный исторический архив. Ф. 468. Оп. 25. Д. 289. ЛЛ. 157,159).
Завод фактически агонизировал. В таком состоянии он проработал до 1914 года. В этом году он выплавил всего 416 пудов штыковой меди и остановлен. Поскольку это был последний работающий завод бывшего Колывано-Воскресенского горного округа, вместе с его остановкой завершилась вся история горнорудной промышленности Алтая.

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Сузунский медеплавильный завод – памятник промышленного и горнозаводского этапа освоения Сибири XVIII-XIX вв. Он построен как часть Колывано-Воскресенских заводов в 1764 г. здесь производились медь, серебро, свинец, цинк, имелись железоплавильное и железоделательное производства. Сузунский завод – единственный медеплавильный завод корпорации Алтайского горнорудного производства. По техническому оснащению и организации производства Сузунский завод находился на уровне передовых мануфактур России. На сузунском монетном дворе (единственном за Уралом) с 1766 по 1781 гг. чеканилась «особливая» сибирская монета.

Благодаря заводу и монетному двору на территории Новосибирской области появилась первая промышленность, впервые начали внедряться инновационные инженерные технологии, появились регулярные планировки в строительстве и многоэтажные архитектурные сооружения, горнозаводские рабочие и техническая интеллигенция. Строительство Сузунского промышленного комплекса стало началом самой интересной истории, произошедшей на территории современной Новосибирской области. Парадокс этой истории заключается в том, что продукция завода – сибирская монета известна каждому нумизмату в стране, история же самого завода изучена до обидного мало. Долгое время историки интересовались заводом лишь в связи с монетным производством, остальные аспекты его деятельности оказались незаслуженно забытыми, как, впрочем, и сам завод, о котором хорошо знают только местные жители и краеведы.

В советское время на фундаментах бывших цехов завода были построены новые производства, пространство вокруг постепенно преобразилось. Неизменными остались только гидротехнические сооружения и водораспределительные системы – заводской пруд, плотина, прорезы для спуска воды, ряжи, водяные каналы, которые до сих пор являются основой планировочной структуры поселка Сузун. Кроме того, на территории завода расположены памятник промышленной архитектуры второй половины XIX в. – Толчея и несколько строений первой половины XX в., в которых размещались помещения, связанные с заводом.

Археологический культурный слой на территории завода содержит фундаменты деревянных корпусов, остатки водоналивных каналов, шлюзовых систем и водоналивных механизмов, которые работали на заводе и монетном дворе в XVIII в., а также значительное количество предметов производства и других объектов материальной культуры XVIII-XIX вв. Есть еще краеведческий музей, в коллекциях которого – предметы, рассказывающие о медеплавильном заводе, заводском поселке и его жителях.

В 2010 году правительством Новосибирской области было принято решение о создании в р.п. Сузун современного музейно-туристического комплекса. Все то немногое, что осталось от завода и его истории, станет базой для новых экспозиций и поводом для дальнейших исследований и поисков.

А. В. Шаповалов,
кандидат исторических наук,
директор Новосибирского государственного краеведческого музея

29 ноября 1898 года близ железнодорожной станции Обь состоялось освящение церкви во имя св. пророка Даниила. Церковь была деревянной, с железной крышей, на каменном фундаменте, в одной связке с колокольней. Храм имел два престола: главный престол – во имя св. пророка Даниила, освященный 29 ноября 1898 года, второй — во имя Преображения Господня, освященный 13 сентября 1913 года.

Сооружена была церковь на средства фонда имени императора Александра III, специально созданного для строительства церквей и школ в заселяемых районах Сибири, и с помощью добровольных благотворителей, пожертвовавших 10 тысяч рублей.

Проект церкви выполнил томский архитектор К.К. Лыгин, взяв за основу один из типовых проектов.

Служители Пророко-Данииловской церкви вели активную просветительскую работу среди жителей Новониколаевска.

Так в 1900 году, в здании железнодорожной школы при станции «Обь», священнослужители Пророко — Данииловской церкви провели в течение года десять чтений на духовные темы с демонстрацией «туманных картинок» (слайд-программы).

Чтения, на которых выступал священник Григорий Диатроптов, по «Беседам» протоиерея Василия Певцова, сопровождались пением духовных песнопений и кантат хором церкви под управлением псаломщика Иннокентия Завадовского.

На каждом чтении присутствовало от 150 до 200 человек, а на всех чтениях — 1680 человек.

К 1911 году при церкви числились:

- женская двухклассная церковно-приходская школа,
- Двухклассное мужское училище Министерства Народного Просвещения и
- 6 одноклассных школ.

В 1911 году количество прихожан составляло 6402 человека, а в 1914 году их число уменьшилось до 2564 человек.

Привокзальная церковь не входила в состав благочиния Новониколаевских церквей, а принадлежала к особому благочинию — железнодорожных церквей.

Благочинным был настоятель Пророко-Данииловской церкви священник Григорий Диатроптов.

Диатроптов Григорий Андреевич родился в 1868 году. Окончил Пензенскую духовную семинарию. В возрасте 22 лет был рукоположен в священника. В период с 1898 по 1915 гг. был настоятелем Пророко — Данииловской церкви. За усердные труды, в 1914 году удостоен ордена св. Анны III-й степени. После 1914 года служил в Томской духовной консистории.

Кроме о. Григория в храме служили священники:

Максим Копылов (с 1905 г.),
Александр Смычков (1910—1911 гг.),
Александр Поспелов (1913 г.),
Михаил Коснарев (1914—1918 гг.),
Николай Хрущев (с 1918 г.),
иеромонах Кирилл (1921—1923гг.),
Афанасий Сергиевский (1920—1922 гг.),
Павел Замятин (1926 г.).

Диакона:

Маркиан Андреев (1906—1908 гг.),
Иоанн Кавендров (1908 г.),
Михаил Россов (1910—1911 гг.; с 1911 г.
священник Никольской церкви с. Мочищенского), Гавриил Ландышев (1911—1912 гг.),
Петр Рождественский (1914—1920 гг.),
Анатолий Зайцев (1920-е гг.),
Григорий Троц (1921—1926 гг.).

Псаломщики:

Иннокентий Завадовский (1898—1920 гг.),
Виктор Ерофеев (1909—1911 гг.),
Иннокентий Кокорин (с 1910 г.),
Тихон Опарин (1914 г.),
Севастиан Курков (1914 г.),
Николай Саввин (1914—1917 гг. с 1920 г.
священник при этой же церкви), Назарий Ежов (1917 г.; 1918—1919 гг.),
Димитрий Солдатов (1917 г.),
Николай Жданов (с 1920 г.),
Стефан Космодемьянский (с 1920 г.),
Григорий Рябухин (1923 г.).

В начале 1920-х годов Пророко-Данииловская церковь короткое время принадлежала обновленцам, её настоятелем был активный деятель обновленчества протоиерей Николай Хрущев.

В 1925 году Запсибкрайисполком вынес постановление о закрытии привокзальной церкви.

Но разрушено здание церкви было в 1930-е годы, как «мешающее движению транспорта и благоустройству города».

Все, что осталось от церкви, было пущено на дрова.

Сейчас на месте церкви жилой дом по адресу: ул. Челюскинцев,3.

Образование и Православие / Е.А. Шабунин

Вивиан Азарьевич родился в Уфе 26 декабря 1893 г. (по новому стилю 07.01.1894) в семье
присяжного поверенного Уфимского окружного суда Азария Александровича Итина и
его жены Зинаиды Ивановны, урождённой Коротковой, дочери купца 2-й гильдии.
До наших дней сохранился в Уфе дом по улице Малой Казанской, 47, где провёл детство будущий писатель.
В 1912 г., после окончания с отличием реального училища, он уехал в Петербург и поступил в Психоневрологический институт, но уже через год перевёлся на юридический факультет Петербургского университета.
К этому времени относятся и первые литературные пробы Итина.
Фантастический рассказ «Открытие Риэля» (1917) в журнал А. М. Горького «Летопись» передала Лариса Рейснер, с которой Вивиан познакомился в доме её отца профессора университета М. А. Рейснера.
Вскоре журнал закрыли, и рассказ остался неопубликованным.
По рекомендации М. А. Рейснера Итин начинает работать в наркомате юстиции, который в конце 1917-го переводят из Петрограда в Москву.
Летом 1918 г. Вивиан уезжает в Уфу повидаться с родными, но восстание Чехословацкого корпуса сделало возвращение в столицу невозможным.
Зная английский язык, он устроился переводчиком в американскую миссию Красного Креста, с которой отправился в Сибирь, надеясь перебраться в Америку.
Сложно однозначно ответить на вопрос, почему в сентябре 1919го он уходит из миссии и присоединяется к частям Красной Армии.
Сам писатель признавался, что «каждый интеллигент приходит к коммунизму совсем другим путём, чем рабочий, повинующийся простому классовому зову…
Мне пришлось проделать этот неизбежный путь».
В составе Пятой армии Итин доходит до Красноярска, где его направляют на работу в губернский отдел юстиции.
Кроме работы в коллегии ГубЧК, Вивиана избирают в разные общественные организации, в том числе, руководителем «комиссии по охране памятников искусства и старины».
В декабре 1920 г., после трёх месяцев кандидатского стажа, он вступает в партию большевиков и направляется в Канск заведующим отделом агитации и политического просвещения.
В газете «Красноярский рабочий» публикуется его первое стихотворение «Молодёжи» (1920), а из Петрограда Итин получает чудом сохранившуюся рукопись «Открытие Риэля».
Переработав рассказ в повесть, он издает её отдельной книгой под заголовком «Страна Гонгури» в типографии газеты «Канский крестьянин» в 1922 г. тиражом 800 экземпляров.
Повесть была напечатана на несколько месяцев раньше «Аэлиты» А. Н. Толстого, что даёт полное право назвать В. А. Итина – основателем жанра советской фантастики.
Литературная критика высоко оценила повесть «Страна Гонгури»: «Пожалуй, Итин был первым из наших фантастов, кто не только 26 декабря 1893 149 сумел нарисовать „рай земной”, но и показать, что человеку всегда свойственно стремление к совершенству» (Н. Кубатиева. Аэлита, Гонгури и другие: [о произведениях А. Толстого и В. Итина] // Сибирские огни (Новосибирск). – 1984. – № 9. – С. 164–168.
В июне 1922-го решением Сиббюро ЦК РКП (б) Итина переводят в Сибкрайгосиздат.
Писатель переезжает в Новониколаевск, становится членом редколлегии журнала «Сибирские огни».
Здесь издает первую и единственную книгу стихов «Солнце сердца» (1923),
активно печатается в «Сибирских огнях»,
переиздаёт повесть «Страна Гонгури» (1927).

Писатель В. Я. Зазубрин в своей статье «Литературная пушнина» (1927), давая оценку литературному творчеству сибиряков, писал о В. А. Итине:
«Итин спокойно независим. Он знает, как делаются рассказы и стихи, он учит этому искусству молодых поэтов. Он сам умеет крепко сделать повесть, поэму. Итин читает американские журналы и часто аккуратно бреется. Он иногда кажется джентльменом, смотрящим на мир несколько свысока. Он свои повести стрижёт тщательно, как голову, и скоблит бритвой, как щёки. Его работы хорошо отполированы. Они всегда холодят руки».

В 1926 г. первый Сибирский съезд писателей избрал Итина секретарём правления.
В эти годы раскрывается его талант очеркиста.
Увлечённый началом бурного развития науки и техники в молодом государстве, Итин живо откликается на знаковые события в этой сфере.
В 1925 г. принял участие в агитационном полёте на самолёте «Сибревком» по Алтаю, и в журнале «Сибирские огни» была напечатана его повесть «Каан-Караде» (1926) об авиаторах.
Летом 1926 г. он побывал в гидрографической северной экспедиции по обследованию Гыданского залива, а
в 1929 г. – в Карской экспедиции.
В 1931 г. писатель выступил с докладом «Северный морской путь» на Первом Восточно-Сибирском научно-исследовательском съезде в Иркутске.
В 1934 г. он участвовал в морском колымском рейсе на судне «Лейтенант Шмидт», из которого от устья Колымы вернулся в Новосибирск сухопутным путём на собаках и оленях.
По материалам своих путешествий написал книги
«Восточный вариант»,
«Морские пути северной Арктики»,
«Колебания ледовитости арктических морей СССР»,
«Выход к морю» и другие.
Позднее на основе полярных очерков и рассказов создал повесть «Белый кит».
В 1933 г., одним из первых, Итин был удостоен премии имени М. Горького за очерки «Восточный вариант» и книгу «Морские пути советской Арктики».
Писатель-путешественник был среди тех немногих, кто предсказал великое будущее Сибири и Арктики и отстаивал идею освоения Северного морского пути.
В 1933-м в журнале «Сибирские огни» напечатали главы его нового романа «Конец страха», в котором писатель возвращается к теме революции, думает о том, куда «устремить силы человечества» после установления мира в стране. Но роман так и остался наброском, незавершённой творческой главой.
В 1934 г. на первом краевом съезде писателей его избрали председателем правления Западно-Сибирского объединения писателей и делегатом первого Всесоюзного съезда писателей, на котором Итин выступил с докладом о сибирской литературе.
В 1935 г. он уходит с должности главного редактора «Сибирских огней», отходит от активной организаторской и общественной деятельности, но продолжает писать.

А в последние годы своей жизни Вивиан Азарьевич чаще всего обращается к художественно-документальному жанру.

В январской книжке «Сибирских огней» 1938 г. печатается его последний очерк – «Завоеватели сибирского полюса».
Была у него попытка обратиться к драматургии.
В 1937 г. новосибирский театр «Красный факел» принял к постановке пьесу Вивиана Итина «Козёл».
Но пьесу не пропустили.
Она так и не появилась ни на сцене, ни в публикации.

Летом 1936 г. волна репрессий из центральных областей страны докатилась до Сибири, начались аресты писателей, журналистов, партийных и общественных деятелей.
11 ноября 1937 г. Новосибирский горком исключил В. А. Итина из ВКП (б), а 30 апреля 1938-го по доносу он был арестован по обвинению в шпионаже в пользу Японии.

Постановлением «тройки» УНКВД Новосибирской области 17 октября приговорен к расстрелу и уже через пять дней приговор был приведён в исполнение.

Вивиан Азарьевич Итин был посмертно реабилитирован 11 сентября 1956 г. с формулировкой «за отсутствием состава преступления».

Место его захоронения до сих пор неизвестно.
Н. И. Левченко

Оказывается, собственный взгляд на будущее может стоить человеку жизни…
Было время, когда имя Вивиана Итина тщательно вымарывалось из документов, статей, журнальных публикаций. А знавшие и уважавшие его прежде люди спешили избавиться от дарственных экземпляров первого издания "Страны Гонгури". Быть может, поэтому мало кто из живущих сегодня в Новосибирске знает, что автор первого советского научно-фантастического романа провел здесь большую часть своей творческой жизни. Однако ни на одном из домов города не висит доска с именем этого знаменитого когда-то фантаста, поэта и очеркиста.

Вчера, 8 января 2004 года, исполнилось 110 лет со дня рождения Вивиана Азарьевича Итина. Эта дата осталась незамеченной, если не считать того, что Новосибирская студия телевидения в документальном цикле "Сибирская энциклопедия" подготовила видеофильм "Страна Фантазия", который и покажет завтра, 10 января, в 18-35 на канале РТР-НСТ.

Самым верным, пожалуй, хранителем всего, что связано с именем этого неординарного человека, можно назвать Наталью Вивиановну Шереметинскую - дочь Итина, которая живет в Новосибирске. Сохранилось, правда, немного: рукописи, переписка с Горьким, личные вещи писателя - все было изъято при его аресте и бесследно исчезло.

Окажись у меня в руках сейчас канское издание "Страны Гонгури", я бы решила: "Это просто фантастика!". Действительно, увидеть эту книгу (отпечатанную на оберточной бумаге с обложкой из картона, в какой заворачивали сахарные "головы") сегодня можно лишь в питерской библиотеке имени Салтыкова-Щедрина или московской Ленинке. Книга, давно ставшая библиографической редкостью, была издана в провинциальном сибирском Канске в 1922 году.

Алексей Толстой со своей "хорошенькой и странной девушкой" Аэлитой опоздал как минимум на год. А имя мало известного Вивиана Азарьевича Итина, автора "Страны Гонгури", теперь уже навсегда вписано в энциклопедии советской фантастики под номером 1. "…Я видел невообразимое смятение текучих людских масс на улицах удивительного многолюдного города среди северных равнин, - писал Итин в только что освобожденном от колчаковцев городе от имени своего героя Гелия. - Я иду среди них. И все мы поем одни и те же песни... Под песни жизни мы идем строить новую жизнь… И нет больше невозможного, нет невозможного… Но вот она изнанка воодушевления толп! …Это не жизнь, скорее это театр, проклятая игра таинственных злых сил. Какие это были силы - я не знал. Может быть, автор представления - величайшая любовь, режиссер - самоотвержение, а марионетки туго набитые самыми светлыми лозунгами? И в то же время было ясно, что все это - зверство, дикость, безделие, все, что они презирали в самые просветленные минуты и против чего боролись, было неизлечимо, потому что составляло часть их же душ, и, сражаясь с чудовищами, они сами оставались чудовищами…"

Как фантаст, Итин обладал редким даром предвосхищения, предощущения событий. Подобно своему герою, Вивиан Азарьевич был расстрелян (по "шпионской" 58-й статье). Приговор привели в действие, как и в "Стране Гонгури": где-то под Красным Яром - "в красном бору, где красные ландыши"…



"Пленение" Сибирью

"Шел третий год войны (1-й мировой). Я написал мой первый рассказ "Открытие Риэля", - вспоминал Вивиан Итин в предисловии к "Стране Гонгури". - Аналогия между Солнечной системой и атомом казалась в то время смелой. Я думал, что подобного представления достаточно, чтобы армии бросили оружие. Я был молод…".

С этим самым рассказом случилась целая история. Вивиан Итин учился тогда в петербургском университете на юридическом факультете и дружил с дочерью профессора М. А. Рейснера, той самой, которая годы спустя станет знаменитой журналисткой и писательницей. Лариса Рейснер и уговорила Итина отнести рассказ Максиму Горькому, который редактировал тогда журнал "Летопись". Рукопись Горькому понравилась, но… журнал прекратил свое существование до того времени, как в нем нашлось место для рассказа пробовавшего себя в писательстве студента. Итин пришел к Горькому с просьбой вернуть рукопись. Однако тот, отправившись на поиски в недра редакции, вернулся с пустыми руками и растерянным видом, объявив, что "Открытие Риэля" утеряно…

Наступил переворотный 17-й год. Судьба Итина, как и многих его современников, круто изменилась. Еще не окончив университета, он был приглашен на работу в Наркомюст. Участвовал в переезде правительства в Москву. А в 1918-м, взяв отпуск, отправился домой - к маме в Уфу. Как вспоминали потом сестры Нина и Руфина, приехал Вивиан франтом - в одном белом костюме… Здесь его и застал белочешский мятеж, расколовший страну надвое. Вернуться в Москву Вивиан не смог. Помолвка, связывавшая Ларису Рейснер и Вивиана Итина, была расторгнута волею судьбы - Лариса отправилась на Западный фронт, чтобы встретить там будущего автора "Оптимистической трагедии", стать прообразом "комиссара в юбке" и женой автора знаменитой киноэпопеи - Всеволода Вишневского. Вивиан же в качестве переводчика американской миссии Красного Креста попал на Восточный фронт, шел с красными отрядами по бескрайним сибирским просторам, мерз в тайге с партизанскими отрядами. Сибирь "пленила" Итина надолго, как потом оказалось, на всю оставшуюся жизнь.

…И если ночь вокруг темней,
Мы разбросаем маяками,
В тайге и пропасти степей,
Сердца, зажженные кострами…
Здесь будет центр всемирных
грез,
Здесь - в беспредельной
нашей шири!
И сказкой вспомнится гипноз
Пустынь таинственных Сибири.
Мечта иль явь? -
наш путь один.
Дойдем, изнемогая в ранах.
Мы - в стихшем сердце
урагана -
Бродило будущих лавин…

("Солнце сердца", Вивиан Итин, 1923 год).

"Страна Гонгури"

Итин был человеком своего времени и в силу своего характера, вероятно, просто не мог оставаться в стороне от происходящего, отдаваясь ему всецело, так, словно это было частью его личной жизни. "В 1920 году я был "вридзавгуботюстом" (зав губернским отделом юстиции. - Прим. М. Ш.) в Красноярске. Это был первый год моей оседлой жизни, считая с 1917-го, - вспоминал Вивиан Азарьевич. - Я подписывал смертные приговоры в коллегии Губчека и выручал спешно приговоренных к смерти, председательствовал в "Реквизиционной комиссии" и вводил революционную законность, раздавал церковное вино - губздраву, колокола - губсовнархозу и руководил "комиссией по охране памятников искусства и старины", работавшей в связи с отделением церкви от государства… В Красноярске были поэты и я стал редактировать еженедельный литературный уголок, называвшийся "Цветы в тайге"".

В том же году Вивиан Итин женился на Агриппине Ивановне Чириковой, которая впоследствии родила ему дочь Ларису и сына по имени Солнце (мальчик умер в раннем возрасте). А через год Вивиана Азарьевича "перебросили" по партийной линии в провинциальный Канск - поднимать политическую работу и выполнять задание Наркомюста - разыскивать похищенную нумизматическую коллекцию. Здесь-то он и получил копию утерянной некогда в "Летописи" рукописи рассказа "Открытие Риэля", сохранившуюся чудесным образом. Квартиры у "завагитпропа, завуроста, завполитпросвета, редактора местной газеты и председателя товарищеского суда" не было, жил он один, без семьи, в местном кинотеатре. Когда гас экран и зрители покидали заплеванный подсолнечной шелухой зал иллюзиона, Итин брал перо и при свете самодельной коптилки заглядывал в далекие миры, переписывая своего Риэля на новый лад, под новым названием - "Страна Гонгури".

"…Ветра, в предвосхищенье бури,
Берут стремительный разгон
Туда, где имя речки Ури,
таежной, звонкой речки Ури,
Звучит раскатисто, как гонг…".

"Гонг Ури! Объединенные стихотворным ритмом, эти слова прозвучали как единое целое, - писал в письме поэту Леониду Мартынову Итин. - Кстати, в детстве я название романа Джека Лондона так и представлял - "Зовпредков". Вот и здесь получилось Гонгури. Что могло так называться? На это мне предстояло ответить долгими ночами над листом бумаги с карандашом в руке".

Тираж - около тысячи экземпляров, напечатана на оберточной бумаге, обложка - из картона, в какой заворачивали сахарные "головы", бледный шрифт. Такой была эта первая книга советской фантастики. Разошлась она быстро, потому что стоила по тем временам недорого - 20 тысяч рублей. "Экземпляров 700, наверное, купили канские мужики на цигарки", - писал Итин Горькому. Прочитав экземпляр канского издания "Страны Гонгури", мэтр социалистического реализма Максим Горький заметил молодому соратнику по перу: "Пожалуй, вы смогли бы хорошо писать "фантастические" рассказы. Наша фантастическая действительность этого требует…".

По законам сердца

Работавшие с Итиным вспоминали, что был он прекрасным оратором, способным увлечь и убедить слушателей, честным судьей, не раз повторявшим, что общество будущего "будет построено по законам сердца". И судя по тому, что в Канске до сих пор существует литературный кружок "Страна Гонгури", Итин был действительно неординарной личностью, успев за год своей жизни оставить о себе память на многие десятилетия.

В 1922 году Итина направили на работу в Сибкрайиздат, находившийся в Новониколаевске. Здесь только что стал выходить журнал "Сибирские огни" - второй после питерской "Красной нови" литературный журнал Страны Советов. Вивиан Азарьевич долгое время редактировал отдел поэзии "Сибирских огней", писал рецензии, после стал ответственным секретарем журнала.

Литературную жизнь Новосибирска и всего края конца 20-х годов - начала 30-х без имени Вивиана Итина трудно себе представить. Возможно, что уже тогда, будучи одним из популярных писателей, автором фантастических повестей и документальных очерков, Итин понимал, в какое двоякое время он живет. Но как человек культурный, глубоко интеллигентный, он оставался верен себе и совершенно прямолинейно заявлял в одной из своих рецензий на творчество Николая Гумилева, расстрелянного в 1921 году: "Значение Гумилева и его влияние на современников огромно. Его смерть и для революционной России останется глубокой трагедией". Эти слова Итина в 28-м году станут аргументом для обоснования политической неблагонадежности редакции журнала "Сибирские огни".

Тем не менее, когда в Москву уехали "отцы-основатели" журнала Владимир Зазубрин и Лидия Сейфуллина и "Сибирские огни" пришли в упадок, попросту перестали издаваться, Итин своей энергией, своим старанием сумел возродить журнал. Он стал "собирателем литературных сил Сибири". Известные советские поэты Леонид Мартынов и Александр Смердов с гордостью называли Вивиана Азарьевича создателем новосибирской писательской организации и своим Учителем.

"Я был искателем чудес…"

"Вивиан" с латинского значит - "живой", "жизненный". Это распространенное у англичан имя сыну дал отец - адвокат из интеллигентной семьи, большой англоман и книжник Азарий Итин. Возможно, благодаря своему имени Вивиан, болевший в детстве костным туберкулезом, после длительного лечения в Крыму выжил. От имени, наверное, и живой нрав Вивиана Азарьевича, общительность, и все эти "поиски чудес". Итин участвовал в первых агитполетах по Сибири, в многочисленных экспедициях по Северному Морскому пути. По его сценарию в конце 20-х годов в Новосибирске был снят фильм о Севере. Итин был одержим идеей за одну навигацию добраться из Ленинграда во Владивосток. Его хорошо знал Отто Юльевич Шмидт, который ценил знания Итина, его приверженность Северу, и звал переехать в Москву. Вивиан Азарьевич Итин, вслед за Михаилом Ломоносовым, Менделеевым, чистосердечно считал, что за Севером будущее России, не зря же она фасадом своим повернута в страну вечных снегов…

В одной из экспедиций к Карскому морю Вивиана Итина сопровождала юная особа. То была последняя любовь поэта. Новосибирская художница из дворянской семьи Ольга Ананьевна Шереметинская (на фото вверху)...

- Отец встретил маму, когда ей было всего 17 лет, и очень полюбил ее, - рассказывает Наталья Вивиановна Шереметинская. - Он трогательно ухаживал за ней два года. Из семьи, где росла дочь, он уже ушел. Лариса потом практически росла в нашей семье. Она была старше меня на пять лет, и отец не делал между нами разницы. Сейчас Лариса живет в Америке, куда эмигрировала в 90-х годах вместе со своим сыном… У меня же осталось очень доброе впечатление об отце. Он играл со мной, рассказывал романы Уэльса, хотя мне было всего-то лет пять-шесть. А когда мне исполнилось восемь, папу забрали. Я узнала об этом, уже учась в старших классах, все это время мама говорила, что папа в экспедиции…

"Мой отец влюблен был в свет
и ветер,
Голубой арктический простор,
Где все лето солнце ярко
светит
И торосы кораблю в упор.
Привозил он звон полярной стужи
И влюбленность в дальние края.
Север был ему не меньше нужен,
Чем наш дом, любимая семья.
А потом рассказы в кабинете
Про оленей, тундру,
лук и стрелы.
Папы нет давно уже на свете,
Был убит, как враг осатанелый.
Был расстрелян,
а потом оправдан
За отсутствием состава
преступлений
Лишь за то, что жил всегда
по правде
И любил свой Север и оленей…".

"Шпион"-романтик

Семья жила на улице Сталина, ныне - Ленина. Сначала в одной комнате - Вивиан Азарьевич был человеком скромным и никаких привилегий для себя не искал. Но как-то пришел управдом, увидел, что такой "знаменитый писатель, как Итин" живет в одной комнате, и вскоре семье выделили трехкомнатную квартиру в этом же доме. С тех пор квартира № 2 по улице Сталина, 3/5 стала наиболее посещаемой: сюда собирались молодые поэты и солидные прозаики.

- Отец беседовал с ними в своем кабинете, потом все выходили в большую комнату. И бабушка (из Шереметинских) играла на пианино фокстроты и танго, - рассказывает Наталья Вивиановна. - Я помню Леонида Мартынова. У бабушки был альбом, где гости оставляли свои послания, Мартынов вписал туда свой экспромт. Было у него и посвящение мне: "Наташа только мучит кашу, смотреть противно на Наташу…".

В 1934 году на первом краевом съезде писателей Вивиана Итина избрали председателем правления Западно-Сибирского объединения писателей и делегатом 1-го Всесоюзного съезда писателей, который состоялся несколько месяцев спустя в Москве. Это был тот самый роковой съезд, больше половины делегатов которого было расстреляно чуть ли не сразу после форума. Открыв в 1984 году журнал "Огонек", Наталья Вивиановна с удивлением обнаружила на фотографии (снимок в центре) среди сибирских писателей - участников I съезда писателей, окружавших Максима Горького, своего отца. "Горький не столько фотографировался, сколько увлеченно говорил с отцом, стоявшим за его спиной и склонившимся к мэтру…".

Итина не трогали, пока был жив Горький. Но осенью 1937-го Вивиана Азарьевича с формулировкой "за связь с врагами народа" исключили из партии. А 30 апреля 1938 года за ним пришли…

- Ему инкриминировали шпионаж, - рассказывает Наталья Вивиановна. - Будучи в экспедициях они часто заходили в порты заправляться: на Японские острова, Шпицберген, откуда он привез мне чудесную белую шубку и фарфоровую куклу. Потом в это время в нашем городе было немало консульств и миссий иностранных государств. Отец, как человек, знавший английский язык в совершенстве, участвовал в переговорах, просто общался с иностранцами. А еще в доносе, по которому отца арестовали, говорилось, будто бы у нас под видом вечеринок собиралось какое-то общество, действовал шпионский центр… Когда отца арестовали, писатели перестали с нами общаться, как говорила мама, завидев нас, переходили на другую сторону улицы. Ее поддержали только художники...

Новосибирск в глазах Итина был городом будущего, как он себе это представлял. Быстрый рост города в 30-х способствовал распространению таких взглядов. Тогда это действительно был один из передовых индустриальных центров, который развивался, в котором была промышленность. Известно, что Итин принимал активное участие в выборе нового названия для Новониколаевска, и прошел его вариант. А нынешний Новосибирск и не помнит, что был такой писатель…

- Кафедра филологии Томского университета в свое время выпустила статью в "Университетском вестнике", - говорит Наталья Вивиановна. - Есть там утверждение, что новосибирские писатели к памяти Вивиана Итина относятся очень небрежно, и неправильно истолковывают его роль в развитии литературы и становлении писательской организации в регионе, а еще: что придет время, когда имя Итина снова будет известно и почитаемо…

Марина ШАБАНОВА.
Фото Виталия МИХАЙЛОВА.

Событие. Создание авиации в Новониколаевске

Новониколаевцы впервые увидели самолёт в августе 1911 г.: русский авиатор Я.И. Седов-Серов провёл показательный полёт над городом. Тогда мало кто мог представить себе масштабы развития авиации в городе буквально через десять – пятнадцать лет.



В 1919 г. в Новониколаевске базировался первый сибирский авиаотряд во главе с капитаном С.Н. Будко. В отряде имелось 4 самолёта «Ньюпор» и один самолёт «Сопвич». 13 августа прибыл третий сибирский авиаотряд поручика М.П. Веселовского, расположившийся на площадке у р. Иня. К ноябрю 1919 г. после разгрома колчаковцев в Новониколаевске сосредоточились авиационные и воздухоплавательные части 15 отрядов, эвакуированные из Омска и других городов. Всего в городе находилось около 150 авиаторов во главе с начальником Управления Воздушного Флота Русской Армии (армии адмирала Колчака) полковником С.А. Бойно-Радзевичем, 58 самолётов и несколько аэростатов. Лётчиков, как редких специалистов, пощадили, и многие из них перешли на строевые, штабные и технические должности (например, пилот В.В. Сущинский [1, см. примечания в конце статьи], участник агитационного полёта на двухместном самолёте «Сопвич» в феврале 1924 г.). Разместили их в Военном городке.



С 1922 г. молодая Советская республика приступила к развитию гражданского воздушного флота и самолётостроения. Идея создания пролетарской авиации органично вписывалась в идеологию новой власти, взявшейся привести своих граждан в светлое будущее. Она как бы повышала скорость продвижения вперёд, позволяла донести новые идеи до глубинки, символизировала превосходство новой общественной формации: «всё выше, и выше, и выше».



В начале 1923 г. в Москве были созданы два общества: «Добролёт» – Общество добровольного флота, занимавшееся практической работой по организации коммерческих воздушных путей сообщения, и Общество друзей воздушного флота, или ОДВФ – здесь упор делался на развитие широкой агитации, привлечение к этому делу как можно большего числа людей и, естественно, сбор добровольных пожертвований (1). По всей стране развернулось широкое движение за создание отечественной авиации.



4 апреля 1923 г., на заседании пленума Сибревкома создаётся Сибирский филиал Всероссийского АО «Добролёт» и филиал Общества друзей воздушного флота (ОДВФ) – «Сиблёт» (2). Принимается Устав «Сиблёта». Членами общества «Сиблёт» могли быть: любое предприятие или учреждение и любой гражданин республики, который «желал своим трудом содействовать развитию и укреплению воздушного флота» и внёс установленный положениями взнос. Взнос для учреждения составлял 50 рублей и 5 рублей ежемесячно, а для отдельных граждан – единовременный взнос в размере 1 рубля и ежемесячный в размере 50 копеек.



В мае 1923 г. в Новониколаевске проходит первая «Неделя Красного воздушного флота». За период проведения Недели 2 000 человек и 13 учреждений стали членами Сиблёта, было собрано около 15 тыс. рублей золотом на постройку аэропланов. С сентября «Недели помощи воздушному флоту» проводят по всей Сибири. Популярность авиации растёт. Лозунги «Пролетарий, на самолёт!», «Трудовой народ, строй воздушный флот!» были очень популярны у молодёжи, все непременно хотели стать лётчиками. Без отрыва от производства многие юноши и девушки учились в авиационных школах, прыгали с парашютом, строили авиамодели.



18 августа 1923 г. Сибревком принимает постановление о создании в Сибири воздушного флота. Первым делом приступили к сооружению аэродрома.Работы по строительству аэродрома начались в сентябре. Поле выбрали на территории Закаменского (ныне Октябрьский) района в расположении воинской части, на восточном плацу восточной окраины Военного городка с таким расчётом, чтобы можно было принять любую машину при любом ветре и днем, и ночью. Договор с представителями рабочей артели А. Белобородовым, А. Пагодаевым и И. Крякиным о строительстве аэродрома площадью 52 десятины был составлен правлением Сиблёта 5 июня 1923 г. При аэродроме было три ангара (здания до сих пор сохранились на территории Военного городка) (3). 15 сентября 1923 г. на этом аэродроме приземлился первый самолёт, положивший начало Сибирскому воздушному флоту.



Четырёхместный самолёт «Юнкерс» (4) осуществлял первый агитационный перелёт из Москвы в Новониколаевск общей протяжённостью 3 тыс. км, организованный и осуществлённый обществом «Добролёт» и его сибирским филиалом. По дороге в Новониколаевск «Юнкерс» приземлялся в Нижнем Новгороде, Казани, Екатеринбурге, Кургане, Петропавловске, Омске. На каждой остановке лётчики совершали полёты с желающими из местного населения и разбрасывали агитационную литературу.

«Десятилетним я увидел первый самолёт, – вспоминал трижды Герой Советского Союза маршал авиации А.И. Покрышкин, – это был агитсамолёт, прилетевший в мой родной город […] Дотронувшись до дюралевых крыльев, я открыл для себя мечту в жизни: только летать, быть лётчиком. И эта мечта стала целью всей моей жизни».



23 сентября 1923 г. самолёт торжественно передали Сибревкому. Сиббюро ВЦСПС и Губпрофсовет приняли решение назвать его «Сибревкомом». С «Добролётом» заключили договор на эксплуатацию машины в Сибири. Тогда же Сибревком принял постановление об установлении в Сибири воздушной связи с весны 1924 г. Но, не дожидаясь весны, уже 17 февраля 1924 г. был осуществлён агитационный полёт по маршруту Новониколаевск – Ордынское (5) ©Новосибирский краеведческий портал

ПОЛЕТ в Ордынское.

17 февраля гублет дал летчикам т.т. Баженок и Сущинскому задание—совершить полет за сто двадцать вёрст от города, в с. Ордынское, Новониколаевской губернии.

В ясное, морозное утро, на аэродроме, приготовили к путешествию двухместный «Сопвич» и одноместный боевой «Ньюпор».

Обе машины страшно потрепаны:были в делах и ни германским фронте и на всех фронтах гражданском войны.

Летающиe гроба...

Но летчики с пренебрежением относятся к опасностям. А тем более, когда дается задание

популяризации в деревне идеи создания воздушного флота, когда полет в деревню за 120 вёрст, от города может в результате влить в числи друзей воздушного флота тысячу-другую крестьян.

В 11 с половиной завели мотор «Сопвич 2325».

—Есть контакт?

—Контакт есть...

В кабине «Сопвича» летчик Сущинский и начсвязи и военком военною округа т. Гаммерверт.

Пропеллер рассек воздух, старенькая машина, не теряя форса, молодцевато рванулась вперед и через пару минут взмыла к небу.

Описали кольцо над городом и понеслись над ледяной одеждой Оби, поднимаясь всё выше и выше, купаясь в просторах морозного воздуха.

Внизу чуть ли не ежесекундно мелькают сёла и деревни.

Скорость—полтораста верст в час.

Вдали уже виднеется конечный пункт полета — село Ордынское...

Еще верст шесть и летчики на месте... Машина держится на высоте 1500 метров. Но вдруг... тревога...

На высоте 1500 метров закапризничал мотор. Машина задрожала. Положение coздавалось критическое.

Не выключить, капризный мотор— и он растрясет машину, и катастрофа будет неизбежной.

Летчики переглянулись... Красноречивые взгляды пришли к одному решению:

—Спускаться.

Выключили мотор. Планируя, спустились на р. Обь.

Спуск прошел благополучно. «Сопвич», как и полагается, встал против ветра.

Начали вдвоем осматривать машину. Гаммерверт сел за управление. Сущинский, как человек, физически более сильный, начал навертывать пропеллер.

Машина пошла, но дрожание не прекращалось.

Сел за газ Сущинский.

—Есть контакт?

—Есть.

Завели машину... Тщетно... Начали искать причины болезни и нашли ее. Обнаружилась поломка. Поршень 9 цилиндра, оторвавшись с шатуном, «заел» в верхнем положении.

Диагноз поставлен. Ясно. Лететь дальше нельзя.

Летчик побежал к ближайшей деревне «Ересной», чтобы там взять лошадей и увезти больную машину, а тов. Гаммерверт остался сторожить машину.

Кругом ни души. Но вот вдали показался небольшой крестьянский обоз.

Тов. Гаммерверт, изрядно продрогнувший, начал их звать криком, маханием рук —тщетно. Тогда, чтобы привлечь внимание крестьян, oн сделал несколько выстрелов из маузера в воздух.

Крестьяне испугались выстрелов и побежали в сторону.

Наконец, после нескольких часов томительного ожидания, показалось несколько
подвод с людьми, предводительствуемыми т. Сущинским.

Тронулись в путь в с. Ордынское.

В ОРДЫНСКОМ.

Второй аппарат «Ньюпор» также заболел в пути. Летчик Баженов с трудом довел свой «летающий гроб» и спустился в Ордынском.

Весть о прибытии аэропланов с молниеностной быстротой облетела село. К месту спуска аппаратов сбежалось до 1000 чел. крестьян.

В селе нашелся слесарь, который безвозмездно, в течение двух часов, проработал над починкой прибывшего «Сопвича».

Около аппаратов митинг. Выступает тoв. Гамерверт.

Говорит, о необходимости привлечения самых широких слоев трудящихся к делу создания воздушного флота. Проводит параллель между кампанией помощи воздух флоту и ликвидацией неграмотности. И то, и другое, одинаково важно, и то и другое представляет собою общее дело, дело всех граждан Республики.

Настроение толпы возбужденно-радостное.

Какая-то благообразная старушка крестится:

—Осподи, батюшка. Да нешто тверёзый человек полетит на этой штуке... Только пьяный и согласится на такое дело.

Какой-то мужичек острит:

—Ребяты! Мотри-ка... Наш поп пришел посмотреть на аэропланы. Поди, стоит и думает, глядя на нас: нехристи, мол вы, антихристы. Дьявольские машины все сбежались смотреть, а вот небось за иконой Николая угодника таперича никто не пойдет. Ххо-хо-хо...

Нужно было испытать починенную машину. И у летчиков явилось опасение, как бы толпа не поломала аппарат.

Крестьяне схватили «Сопвича», подняли его, как перышко и на плечах унесли за село, на поляну:

—Продайте нам машину—раздавались голоса—будем на ней почту возить.
За селом начали заводить машину. Тов. Гаммерверт сел за газ.

—Есть контакт?

—Есть.

Бешено завертелся пропеллер. Подвергнутый «омолаживанию», мотор начал работав без больших капризов.

Машина рванулась к небу.

Толпа буквально завыла от восторга, безграничного, бесшабашного. Первый раз в жизни видели они своими глазами то, о чем знали понаслышке.

«Сопвич» поплыл над селом. Толпа, как сумасшедшая, носилась вслед за аэропланом Попробовали спуститься. Не тут то было. Мешала толпа.

Пять раз пытался спустился «Сопвич» и неудачно. Приходилось описывать новые кольца над селом. Мешала толпа. Аппарат опустился только лишь тогда, когда отлетел на некоторое расстояние от толпы и выбрал новое место для спуска.

Минута—и толпа снова около аппарата. Запыхавшиеся от беготни, тысяча человек крестьян радовались, как дети.

Находилось очень много желающих полетать.

—Все, как один, вступим в общество друзей воздушного флота.—решили присутствовавшие на митинге.

Задавалось много вопросов. И видно было из этих вопросов, что интерес у крестьянства к воздушному флоту огромный, к заявление их о вступлении членами в воллет — не пустые слова.

На заседании ВИКа и комсомола, peшено было провести кампанию помощи воздухофлоту, а комсомольцы заявили, что, не откладывая дела в долгий ящик, организуют два планерных кружка.

Летчики на-днях думают вторично навестить село Ордынское.

Это залог того, что дело помогая воздушному флоту среди крестьян Ордынской волости примет формы широкого движения и, несомненно, принесет значительные результаты.

Андрей Кручина.



Сопвич Кэмел (англ. Sopwith Camel Scout) — британский одноместный истребитель времён Первой мировой войны, известен отличной манёвренностью среди самолётов тех лет.


«Советская Сибирь» №45, Суббота, 23 февраля 1924