Автор популярнейшей в шестидесятые-семидесятые годы книги «Правильно ли мы говорим?» Б.И. Тимофеев сетовал по поводу того, что «старинное русское слово "сласти" ... постепенно исчезает. Его заменяет и вытесняет опять-таки «приблизительное» слово "сладости", особенно в широко распространенном словосочетании "восточные сладости".

Между тем "сласть" и "сладость" — совсем не одно и то же, хотя и являются близкими понятиями. Русский народ и писатели-классики в этом отлично разбирались. Пушкин писал: «Мечты, мечты, где ваша сладость?.» а также:«Его стихов пленительная сладость...». Через сто лет мы читаем у Маяковского в стихотворении «Севастополь—Ялта»:

«Привал,

шашлык,

не вяжешь лык,

С кружением

нету сладу.

У этих

у самых

гроздьев шашлы -

Совсем поцелуйная сладость...»

Ясно, что "сладость" — больше отвлеченное понятие приятного свойства или настроения, чем ощущение, воспринимаемое органом вкуса. "Сласти" же (во множественном числе) — это сладкая еда: конфеты, пряники, пастила, халва. Вспомним народную пословицу: «Одни сласти есть, горечи не узнаешь». Это же подтверждает русская литература. В предисловии к «Герою нашего времени» М.Ю. Лермонтов писал: «Довольнолюдей кормили сластями... нужны горькие лекарства...» Открываю «Записки одного молодого человека» А.И. Герцена и читаю: «В антрактах, между одной кадрилью и другою, наполняют „желудка бездонную пропасть", как говорит Гомер: дамам сластями, мужчинам водкой, вином и солеными закусками». То же читаю у Д.Н. Мамина-Сибиряка в рассказе «Казнь Фортунки»: «Продолжать это слишком шумное удовольствие не было возможности, и остатки сластей были розданы прямо на руки». О "сластях" упоминает также И.А. Бунин в рассказе «Господин из Сан-Франциско». Итак, убедившись, что между словами "сладости" и "сласти" существует различие, признаем, что говорить надо "восточные сласти" (имея, конечно, в виду лакомства), а не "восточные сладости", хотя последнее неправильное словосочетание и широко вошло в нашу разговорную речь. И вообще — не будем путать слова "сласть" и “спадость“!» Аргументы автора книги «Правильно ли мы говорим?» оспорить нелегко. Разница в значениях существительных сласть и сладость отмечается не только в приведенных им цитатах из классических текстов, но и в словаре В.И. Даля: СЛАДКИЙ <...> Сладкость ж. качество всего сладкого на вкус. Сладость, тоже; но бол. в знач. услада, наслаждение, нега. Сладкость (или сладость, сласть) меду либо сахару на вкус неодинакова. Сладость итальянских нсчей воспета поэтами. Сладость чистой совести. <...> Сласть ж. сладость, сладкая пища, лакомство; сласти, сладкие закуски, напр. сахарнички, пастилы, варенья и пр. \ Эка сласть какая! весьма вкусно; или: экая услада, наслаждение!

И хотя со времени выхода книги Тимофеева и впрямь уже почти полвека прошло и все современные словари отмечают, что существительное сладости в значении «кондитерские изделия» окончательно вошло в литературный язык, списывать в архив форму спасти, кажется, все-таки рановато. Ведь нашему языку, столетия назад уже утратившему противопоставление образного определения качества сластьный конкретному сладъкый, тем более важно сохранить пару сладость - спасть:
Сластей ты мне не подноси: что сахар, пряный мед?
Сладка лишь сладость губ твоих, что хмель вина обжег
(Хафиз в пер. Г. Плисецкого);

"Тут вошли монахи с подносами, и начали расставлять между собеседниками круглые и квадратные горшочки, с янтарной рыбой и с розоватым мясом, наструганным колечками и залитым шкворчащим соусом, с зелеными травами и с красными яблоками, и со сластями, чья сладость пронзает душу" (Юлия Латынина. Сто полей).отсюда