нуно не унимать, а переправлять в нужное русло! -)
Мне бы тех внуков прокормить сначала 
Внуков? Что-то я совсем запутался.
Ну не хочешь, давай скажем детей. 
и вот тут ты начал догадывать что дюрекс не так уж и дорого?
Ирумпленушка, меня аж на слезу прошиб твой пост. Как же мне тебя жаль стало вдруг. Я, наверное, сентиментальный очень.
ох... это совсем не тот эффект, которого я ожидала! ну это как будто стираешь белье тайдом, а оказывается, что ты из наволочек уху сварил...
Сейчас читают
Мужчины тоже хотят познакомиться!
932
19
Как избавиться от целлюлита?
30017
26
Подопечные Zosia (часть 4)
208153
1002
вот Вы опять о чем? на культовом то форуме 
гермашишка
Мадама
Мамадорохая...а я ведь считала что Ухх, Еч и Небудуникем это один чел....а щас глядь вниз, а они рядышком сточт.... 
yxx
истинный мариец
так и есть, один...хотя, если считать точнее, то полтора
Ne budu ni kem
old hamster
Какие еще чудные открытия нас ждут
yxx
истинный мариец
я так всегда думал, что наша собеседница родилась в деревне Гермашишки, что в Минской области)))
Ne budu ni kem
old hamster
А что она разве не от туда???
McBurns
gold Няmster
Это не она была. Это два разных человека. Вернее, человек и деревня. Разные.
Ne budu ni kem
old hamster
Поразительно. Ну это и хорошо что два и не в одном.
Обормот -- это не просто кот. Это кот Шредингера. Он есть проявление скайнета, искусственный разум.
Это мужик два двадцать ростом с фиолетовой кожей и бордовыми пятнами на лысом черепе
на лацкане которого красуется юбилейный значок "К 75-летию присоединения Задней Азии к Передней Америке"
что значит всё? Не делай из известного человека какого-то инвалида без трусов
последний раз знак ГТО на груди у него красовался.
Кот в пинжаке с юбилейным значком? Да вы шизоиды! Вам пора тульпу заводить.
мы последователи Булгакова. У того кот и вовсе примусы чинил.
...и Шолома-Алейхема (ну для компании чисто)
--пора тульпу заводить."
Призрак бродит по БЗиопе, призрак ильичизьма))
Призрак бродит по БЗиопе, призрак ильичизьма))
Саша-Алга титановая нога.
Так ты ещё и Саша теперь? А ты теперь Саша мальчик или Сашулька?
Вот зачем тебя выпустили. И ведь в самый сезон.
Ой зря ты так всколыхнул моё воображение. У меня уже и барин в пролётке перед глазами промелькнул, и горничная в недвусмысленной позе прямо на конюшне, и право первой ночи зачем-то приплелось. Зря ты так.
а о чем, простите на культовых глаголют?-)
Васисуалий, забацайте нам чо-нить культовое тут. Модератором, что ли, выдвиньтесь. сил нет скучно седня.
Он в силу своего ника не имеет права ничего делать. Только рассуждать о судьбах людей. И смиренно принимать испытания.
Чё тупишь-то?
Чё тупишь-то?
ну так хоть бы культово порассуждал. Пожаловался бы на Варвару-волчицу, а мы бы культово поохали, сочувствуя.
Пожаловался бы на Варвару-волчицу,
что-то я слишком много пропустил.... Какая-то очередная проказа?
что-то я слишком много пропустил.... Какая-то очередная проказа?
Вам новый скандал надо, в бан кого-нибудь отправить хочется? А что, веселуха, мама, не горюй) как-то вяло скучаете и тролите
да не, ну вы чо. Ильфа с Петровым не читали?
Ровно в 16 часов 40 минут Васисуалий Лоханкин объявил голодовку.
Он лежал на клеенчатом диване, отвернувшись от всего мира, лицом к выпуклой диванной спинке. Лежал он в подтяжках и зеленых носках, которые в Черноморске называются также карпетками.
Поголодав минут двадцать в таком положении, Лоханкин застонал, перевернулся на другой бок и посмотрел на жену. При этом зеленые карпетки описали в воздухе небольшую дугу. Жена бросала в крашеный дорожный мешок свое добро: фигурные флаконы, резиновый валик для массажа, два платья с хвостами и одно старое без хвоста, фетровый кивер со стеклянным полумесяцем, медные патроны с губной помадой и трикотажные рейтузы.
— Варвара! — сказал Лоханкин в нос. Жена молчала, громко дыша.
— Варвара! — повторил он. — Неужели ты в самом деле уходишь от меня к Птибурдукову?
— Да, — ответила жена. — Я ухожу. Так надо.
— Но почему же, почему? — сказал Лоханкин с коровьей страстностью.
Его и без того крупные ноздри горестно зашевелились. Задрожала фараонская бородка.
— Потому что я его люблю.
— А я как же?
и вообще эту часть надо читать по ролям - до того занимательно)
Ровно в 16 часов 40 минут Васисуалий Лоханкин объявил голодовку.
Он лежал на клеенчатом диване, отвернувшись от всего мира, лицом к выпуклой диванной спинке. Лежал он в подтяжках и зеленых носках, которые в Черноморске называются также карпетками.
Поголодав минут двадцать в таком положении, Лоханкин застонал, перевернулся на другой бок и посмотрел на жену. При этом зеленые карпетки описали в воздухе небольшую дугу. Жена бросала в крашеный дорожный мешок свое добро: фигурные флаконы, резиновый валик для массажа, два платья с хвостами и одно старое без хвоста, фетровый кивер со стеклянным полумесяцем, медные патроны с губной помадой и трикотажные рейтузы.
— Варвара! — сказал Лоханкин в нос. Жена молчала, громко дыша.
— Варвара! — повторил он. — Неужели ты в самом деле уходишь от меня к Птибурдукову?
— Да, — ответила жена. — Я ухожу. Так надо.
— Но почему же, почему? — сказал Лоханкин с коровьей страстностью.
Его и без того крупные ноздри горестно зашевелились. Задрожала фараонская бородка.
— Потому что я его люблю.
— А я как же?
Показать спойлер
— Васисуалий! Я еще вчера поставила тебя в известность. Я тебя больше не люблю.
— Но я! Я же тебя люблю, Варвара.
— Это твое частное дело, Васисуалий.Я ухожу к Птибурдукову. Так надо.
— Нет! — воскликнул Лоханкин. — Не может один человек уйти, если другой его любит!
— Может, — раздраженно сказала Варвара, глядя в карманное зеркальце. — И вообще перестань дурить, Васисуалий.
— В таком случае, я продолжаю голодовку! — закричал несчастный муж. — Я буду голодать до тех пор, покуда ты не вернешься!День!Неделю!Год буду голодать!
Лоханкин снова перевернулся и уткнул толстый нос в скользкую холодную клеенку.
— Так вот и буду лежать в подтяжках, — донеслось с дивана, — пока не умру. И во всем будешь виновата ты с этим ничтожным Птибурдуковым.
Жена подумала, вздела на белое невыпеченное плечо свалившуюся бретельку и вдруг заголосила.
— Ты не смеешь так говорить о Птибурдукове! Он выше тебя!
Этого Лоханкин не снес. Он дернулся, словно электрический разряд пробил его во всю длину, от подтяжек до зеленых карпеток.
— Ты самка, Варвара, — тягуче заныл он. — Ты публичная девка!
— Васисуалий, ты дурак! — спокойно ответила жена.
— Волчица ты, — продолжал Лоханкин в том же тягучем тоне. — Тебя я презираю. К любовнику уходишь от меня. К Птибурдукову от меня уходишь. К ничтожному Птибурдукову нынче ты, мерзкая, уходишь от меня. Так вот к кому ты от меня уходишь! Ты похоти предаться хочешь с ним. Волчица старая и мерзкая притом.
Упиваясь своим горем, Лоханкин даже не замечал, что говорит пятистопным ямбом, хотя никогда стихов не писал и не любил их читать.
— Васисуалий.Перестань паясничать!— сказала волчица, застегивая мешок. — Посмотри, на кого ты похож. Хоть бы умылся!Я ухожу. Так надо. Прощай, Васисуалий!Твою хлебную карточку я оставляю на столе.
И Варвара, подхватив мешок, пошла к двери. Увидев, что заклинания не помогли, Лоханкин живо вскочил с дивана, подбежал к столу и с криком: «Спасите!» — порвал карточку. Варвара испугалась. Ей представился муж, иссохший от голода, с затихшими пульсами и холодными конечностями.
— Что ты сделал? — сказала она. — Ты не смеешь голодать!
— Буду,— упрямо заявил Лоханкин.
— Это глупо, Васисуалий. Это бунт индивидуальности!
— И этим я горжусь!— ответил Лоханкин подозрительным по ямбу тоном. — Ты недооцениваешь значение индивидуальности и вообще интеллигенции.
— О бщественность тебя осудит!
— Пусть осудит, — решительно сказал Васисуалий и снова повалился на диван. Варвара молча швырнула мешок на пол, поспешно стащила с головы соломенный
капор и, бормоча: «Взбесившийся самец! », «тиран» и «собственник», торопливо сделала бутерброд с баклажанной икрой.
— Ешь! — сказала она, поднося пищу к пунцовым губам мужа. — Слышишь, Лоханкин? Ешь сейчас же!Ну!
— Оставь меня, — сказал он, отводя руку жены.
Пользуясь тем, что рот голодающего на мгновение открылся, Варвара ловко втиснула бутерброд в отверстие, образовавшееся между фараонской бородкой и подбритыми московскими усиками. Но голодающий сильным ударом языка вытряхнул пищу наружу.
— Ешь, негодяй! — в отчаянии крикнула Варвара, тыча бутербродом. — Интеллигент!
— Но я! Я же тебя люблю, Варвара.
— Это твое частное дело, Васисуалий.Я ухожу к Птибурдукову. Так надо.
— Нет! — воскликнул Лоханкин. — Не может один человек уйти, если другой его любит!
— Может, — раздраженно сказала Варвара, глядя в карманное зеркальце. — И вообще перестань дурить, Васисуалий.
— В таком случае, я продолжаю голодовку! — закричал несчастный муж. — Я буду голодать до тех пор, покуда ты не вернешься!День!Неделю!Год буду голодать!
Лоханкин снова перевернулся и уткнул толстый нос в скользкую холодную клеенку.
— Так вот и буду лежать в подтяжках, — донеслось с дивана, — пока не умру. И во всем будешь виновата ты с этим ничтожным Птибурдуковым.
Жена подумала, вздела на белое невыпеченное плечо свалившуюся бретельку и вдруг заголосила.
— Ты не смеешь так говорить о Птибурдукове! Он выше тебя!
Этого Лоханкин не снес. Он дернулся, словно электрический разряд пробил его во всю длину, от подтяжек до зеленых карпеток.
— Ты самка, Варвара, — тягуче заныл он. — Ты публичная девка!
— Васисуалий, ты дурак! — спокойно ответила жена.
— Волчица ты, — продолжал Лоханкин в том же тягучем тоне. — Тебя я презираю. К любовнику уходишь от меня. К Птибурдукову от меня уходишь. К ничтожному Птибурдукову нынче ты, мерзкая, уходишь от меня. Так вот к кому ты от меня уходишь! Ты похоти предаться хочешь с ним. Волчица старая и мерзкая притом.
Упиваясь своим горем, Лоханкин даже не замечал, что говорит пятистопным ямбом, хотя никогда стихов не писал и не любил их читать.
— Васисуалий.Перестань паясничать!— сказала волчица, застегивая мешок. — Посмотри, на кого ты похож. Хоть бы умылся!Я ухожу. Так надо. Прощай, Васисуалий!Твою хлебную карточку я оставляю на столе.
И Варвара, подхватив мешок, пошла к двери. Увидев, что заклинания не помогли, Лоханкин живо вскочил с дивана, подбежал к столу и с криком: «Спасите!» — порвал карточку. Варвара испугалась. Ей представился муж, иссохший от голода, с затихшими пульсами и холодными конечностями.
— Что ты сделал? — сказала она. — Ты не смеешь голодать!
— Буду,— упрямо заявил Лоханкин.
— Это глупо, Васисуалий. Это бунт индивидуальности!
— И этим я горжусь!— ответил Лоханкин подозрительным по ямбу тоном. — Ты недооцениваешь значение индивидуальности и вообще интеллигенции.
— О бщественность тебя осудит!
— Пусть осудит, — решительно сказал Васисуалий и снова повалился на диван. Варвара молча швырнула мешок на пол, поспешно стащила с головы соломенный
капор и, бормоча: «Взбесившийся самец! », «тиран» и «собственник», торопливо сделала бутерброд с баклажанной икрой.
— Ешь! — сказала она, поднося пищу к пунцовым губам мужа. — Слышишь, Лоханкин? Ешь сейчас же!Ну!
— Оставь меня, — сказал он, отводя руку жены.
Пользуясь тем, что рот голодающего на мгновение открылся, Варвара ловко втиснула бутерброд в отверстие, образовавшееся между фараонской бородкой и подбритыми московскими усиками. Но голодающий сильным ударом языка вытряхнул пищу наружу.
— Ешь, негодяй! — в отчаянии крикнула Варвара, тыча бутербродом. — Интеллигент!
Показать спойлер
и вообще эту часть надо читать по ролям - до того занимательно)
ээээээ, это настолько же неожиданно, насколько и нелепо)) столь удивительные выводы могли родится лишь в очень творческой, назовем это так, голове)
Потому Кац предлагает вам сдаца.
Потому Кац предлагает вам сдаца.
Сдаюсь с белым флагом. Мне вчерашних творческих хитросплетений хватило выше крыши
Ne budu ni kem
old hamster
А что еще кто то хочет? Но к Свет вы точно обратились не по адресу
ТОП 5
1
2
3
4